Многие поэты известны своими эксцентричными выходками, но мало кто из них сравнится в этом с Габриеле Д’Аннунцио, которого в свое время называли Иоанном Крестителем итальянского фашизма, Правда, скорее всего, не столько за провозглашение Муссолини итальянским мессией, сколько за неоднократную потерю головы по милости сладострастных Саломей. Д’Аннунцио искал поэтического вдохновения необычными способами. Например, водил гусиным пером по бумаге, едва держащейся на раскрытом зонтике. А еще он хранил на полках своего кабинета банки с заспиртованными мертворожденными младенцами. Поэт вообще любил эпатировать итальянский истеблишмент, который, по его мнению, тормозил движение страны по пути прогресса. Ловелас и сорвиголова, летчик и автогоншик – за что бы ни брался Д’Аннунцио, он все старался превратить в грандиозное шоу.Незадолго до окончания Первой мировой войны, 9 августа 1918 г., в небе Вены запестрели красные, белые и зеленые листочки бумаги. Эти цвета итальянского национального флага рассыпала над вражеской столицей эскадрилья, командиром которой был все тот же Габриеле Д’Аннунцио. На листовках были отпечатаны его слова: «Венцы, вместо бомб мы посылаем вам наш привет». Эта пропагандистская акция получила широкую огласку. В ту ночь не было ни одного погибшего – поэт наслаждался своим бескровным триумфом.
Габриеле Д’Аннунцио родился 12 марта 1863 г. в семье обожавшего роскошь и разврат мэра Пескары. К. 1914 г. он уже был признанным поэтом, а во время Первой мировой войны прославился и как бесстрашный воин. В одном из боев Д’Аннунцио лишился глаза и тем не менее в свои 52 года продолжал штурмовать австрийские окопы – в картинно развевавшемся за спиной плаще, с кинжалом в зубах и револьвером в руке. Известен его героический рейд в бухту Букари, когда он неожиданно появился на торпедном катере среди стоявших на якоре австрийских судов и потопил одно из них. Не менее знаменита крылатая фраза поэта: «Война слишком серьезное дело, чтобы доверять ее генералам».
Наступивший мир тяготил Д’Аннунцио, имя которого перестало появляться в газетах. Возможность опять оказаться в центре всеобщего внимания он нашел на новой итало-югославской границе. Заключенное в ноябре 1918 г. перемирие не определило статус приграничного порта Фиуме, раньше принадлежавшего Австро-Венгрии (ныне Риска в Хорватии). Власть в городе формально принадлежала городскому совету, а фактически оккупационным войскам – итальянским, британским, французским, американским. Д’Аннунцио правильно оценил послевоенный патриотический подъем соотечественников – Фиуме должен стать неотъемлемой частью Италии! Поэт-герой собрал целую армию единомышленников, отчасти напоминавших массовку копьеносцев в опере Верди «Аида», и повел ее маршем к границе. Эта выходка Д’Аннунцио поставила итальянское правительство в крайне неловкое положение перед союзниками. Условия, на которых Италия в 1915 г. вступила в войну на стороне Антанты, не предусматривали передачи стране Фиуме, однако была реальная надежда выторговать этот важный адриатический порт на предстоящей Парижской мирной конференции – в качестве компенсации за тяжелые жертвы во имя общей победы. Неожиданный поход Д’Аннунцио и его легионеров мог нее испортить.
Вступление армии поэта в Фиуме 12 сентября 1919 г было настоящим триумфом, Британские и французские войска, еще находившиеся в городе, не оказали сопротивления;. Правда, командующий итальянским контингентом генерал Питталуга получил приказ открыть огонь по легионерам, но Д’Аннунцио был слишком известным человеком. Распахнув свой плащ, чтобы засияли боевые награды, поэт воскликнул: «Прикажите солдатам стрелять в меня, генерал!» Этот театральный жест сорвал аплодисменты горожан, и итальянские войска перешли на сторону Д’Аннунцио.
Власть, установленная Д’Аннунцио в захваченном Фиуме, была космополитичной и радикальной. В правительство входили американские журналисты и поэты, бельгийские писатели, итальянские бизнесмены, профсоюзные лидеры, анархисты и военные. И принимавшиеся законы, и их исполнение фактически напоминали смесь литературной пародии на Кодекс Наполеона и немой кинокомедии с тупыми полицейскими. Однако у этого спектакля была и темная сторона. За театральным задником «Республики добродетели», провозглашенной первым итальянским дуче, скрывался город-бордель, ставший притоном для бандитов, проституток, наркоманов и прочих отбросов общества. В Фиуме тысячами прибывали молодые итальянцы – якобы служить «команданте», а на самом деле прожигать жизнь, наслаждаясь свободной любовью и запрещенным на родине кокаином. Они носили черные рубашки легионеров, щеголяли кинжалами на поясе и впечатляющей эмблемой – черепом со скрещенными костями. Это было веселее учебы и гораздо приятнее, чем слоняться по-улицам итальянских городов вместе с толпами других безработных. В Фиуме от них требовалось одно – маршировать строем, вскидывать руку в римском приветствии и скандировать «Эйя, айя, алала!». По мнению Д’Аннунцио, именно такими словами Ахилл гнал в битву своих коней, впряженных в колесницу.
Когда дипломатическое давление на Италию с требованием очистить Фиуме от Д’Аннунцио усилилось, он демонстративно отказался покидать свои владения, заявив, что «Англия Мильтона не станет бомбить республику поэта». И оказался прав, хотя, судя по всему, британское правительство с превеликим удовольствием разгромило бы это прибежище порока. Как писал один из свидетелей событий, «это было время безумия и вакханалии, наполненное бряцаньем оружия, которому не удавалось заглушить сладострастные стоны». Сам Д’Аннунцио, хотя и старался служить образцом высокой нравственности, подавая пример итальянской молодежи и провозглашая Фиуме символом европейского свободомыслия, прекрасно понимал, что его конек – яркая импровизация, а не стойкие убеждения, роль, скорее, Нерона, но никак не Робеспьера. Он утверждал, что всю ночь не гасит света, решая городские проблемы, однако на самом деле развлекался с Лили де Монрес-сор, певичкой из убогого портового кабаре. Она каждый вечер тайком проскальзывала во дворец команданте, чтобы утром покинуть его, став на 500 лир богаче.
Увы, пока легионеры предавались всем мыслимым плотским утехам, городское управление разваливалось, инфляция быстро росла, продовольствие поступало с перебоями, канализация требовала ремонта. Эти приземленные повседневные заботы выводили из себя поэта-воина. Надо было как-то заставить жителей работать, а легионеров – следить за порядком. Так или иначе, часть из них под предводительством некоего Гвидо Келлера по собственной инициативе объединилась в группу так называемых «безрубашечников» (из-за обычая ходить голыми по пояс), которая объявила себя своего рода полицией нравов. Прежде всего они собирались решить проблему самого команданте, который в это время забросил все дела, увлекшись пианисткой Луизой Баккара, Сначала Келлер и его люди планировали просто похитить ее тайком от Д’Аннунцио и увезти подальше от города, Но вскоре их озарила более экстравагантная идея устроить Замок Любви. Предполагалось заточить всех красавиц Фиумс в деревянной крепости, которую будут осаждать мужчины, вооруженные деньгами, цветами и лакомствами. Луизе отводилась роль хозяйки замка – «мадонна кастеллана», В разгар «штурма» она должна была бесследно и навсегда исчезнуть. На самом деле Келлер планировал очистить город не только от Луизы. Он держал наготове вместительную шлюпку, готовую принять на борт всех его политических противников и высадить их на отдаленном острове. Однако план сорвался: команданте запретил судьбоносный штурм замка, сказав, что мировая общественность осудит этот праздник любви как «слишком даннунцианский».
Время шло, и жителям города стали надоедать бесконечные развлечения – праздность на поверку оказалась такой же утомительной, как работа. Среди легионеров началось дезертирство. Гвидо Келлер взмыл в облака на своем аэроплане и приземлился где-то в Югославии. Там ему понравился пасшийся в поле ослик. Он привязал бедное животное к стойкам шасси и доставил по воздуху в подарок команданте. Большинству соратников Д’Аннунцио была чужда даже такая признательность. Они давно пресытились взбалмошными декретами команданте, которому к тому же взбрело в голову насаждать в городе культ музыки. Он формулировал эту идею возвышенно: «Великий народ не только создаст себе Бога по своему образу и подобию, но и творит гимн этому Богу». Фиумцы обеспокоились: на роль высшего существа претендовал лысый, одноглазый человечек ростом всего 165 см, с выпиравшим брюшком и носом картошкой. Когда Д’Аннунцио на многолюдном митинге огласил проект постройки грандиозного святилища – музыкального театра на 10 тыс. мест, – ответом ему было гробовое молчание. Легионеры слишком пресытились ночными излишествами, чтобы вдохновляться очередными бредовыми задумками своего вождя, Наиболее предприимчивые из них безнаказанно занимались рэкетом и сутенерством: благо город обходился практически без властей и полиции. Д’Аннунцио они в расчет не брали.
Однако все сознавали, что так долго продолжаться не может. Итальянские армия и флот блокировали никем не признанную республику, прекратив тем самым поставки продовольствия. В ноябре 1920 г. Италия и Югославия подписали в Рапалло договор, по которому Фиуме объявлялся свободным городом под юрисдикцией Лиги наций. Теперь с «авантюрой» Д’Аннунцио можно было покончить в рамках международного права. Легионеры понимали, что парадами, униформой и поэзией сыт не будешь. Дезертирство приняло массовый характер, никому и в голову не приходило сражаться за независимость. В канун Рождества в порт вошла итальянская военная эскадра и начала обстрел города. Д’Аннунцио покинул Фиуме, объявив, что его жители оказались недостойны великих идей. На самом деле большинство населения с нетерпением ждало возвращения к нормальной жизни.
«Великие идеи» поэта подхватил Муссолини. Покидавшие Фиуме легионеры толпами вливались в ряды только что созданной им фашистской партии – вместе со своими черными рубашками, нарукавными повязками, римским приветствием и обычаем накачивать политических противников касторкой. Д’Аннунцио написал сценарий – Муссолини готов был воплотить его в жизнь. Фиумская сага может показаться нам сплошным фарсом, но в глазах поэта и его соратников это было в высшей степени серьезное и значимое историческое событие. По большому счету захват Фиуме стал репетицией успешного «марша на Рим», предпринятого в 1922 г. Муссолини. Тот факт, что правительство страны целый гол терпело выходки поэта, позволяя ему плевать на весь мир, продемонстрировал будущему фашистскому диктатору всю слабость тогдашней итальянской власти.
