Шутки, анекдоты, приколы и тп и тд
Автор | Сообщение |
---|---|
![]() |
0
Про твиттер - адок.
|
07 окт 2010, 17:33 |
|
![]() |
0
#81
|
07 окт 2010, 22:03 |
|
![]() |
0
One[MAN]Army писал(а): #981 Подъебнул меня штоль?! |
07 окт 2010, 23:18 |
|
![]() |
0
#26 #26 |
08 окт 2010, 02:48 |
|
![]() |
0
Как вы знаете, сейчас особое значение получила политкорректность. Так вот, в рамках усиления политкорректности у нас в Германии было решено запретить употребление кое-каких фраз. Эти фразы по мнению парламентариев оскорбляли афро-германцев, тюрко-германцев и, что самое страшное, иудео-германцев. Соответственно, произносить, а тем более писать эти фразы оказывалось совершенно недопустимо. Но их, несмотря на многочисленные призывы, всё равно упорно писали и произносили. Мы, германцы всех национальностей, славимся своей законопослушностью, поэтому единственное верное решение в наших условиях – принять закон о запрете написания и произнесения вслух кое-чего. И такой закон, что характерно, был принят. Постарался тут Ганс Штутгарт – он составил законопроект, в котором говорилось о недопустимости употребления в СМИ и разговорах сами понимаете чего. Однако в первом варианте закон хотя и вступил в силу, но упорно не желал работать. Дело в том, что он говорил исключительно о «фразах, оскорбляющих достоинство ряда негермано-германцев», и на первом же суде возникла неприятность: разошлись мнения. Ответчик считал, что произнесённая им фраза никого не оскорбляет, а адвокат истца утверждал обратное. На это ответчик предположил, что адвокат истца заинтересован в выигрыше дела, поэтому экспертом в данном вопросе выступать не может. Пришлось произвести следственный эксперимент: набрать группу негермано-германцев и в течении двух часов произносить в их адрес сказанное ответчиком. Мнения разошлись и в этой группе тоже. Часть негермано-германцев по-немецки не говорила, поэтому на данные фразы не оскорбилась. Вторая часть языком владела, поэтому в большинстве своём оскорбилась и подала в суд на следователя-экспериментатора. Данный прецедент показал, что в подобном виде закон вызывает проблемы с трактовкой. А именно, при каждом судебном процессе придётся проводить описанный следственный эксперимент, что ставит под удар эксперта, но оправдывает подсудимого – он-то ведь потом сошлётся на субъективность выводов по результатам эксперимента. Иными словами, закон требовалось довести до ума. И Ганс Штутгарт доработал его до более современного вида, перечислив все варианты фраз, которые запрещалось говорить и писать. Закон был принят и сразу после его принятия все парламентарии, участвовавшие в обсуждении, включая Ганса, были арестованы по подозрению о нарушении только что принятого закона – присутствовавшие в зале свидетели подтвердили, что Ганс и прочие неоднократно произнесли запрещённые фразы, а сам Штутгарт их даже написал. Очень скоро состоялся суд и подсудимые были признаны виновными. Но адвокат Ганса не растерялся и подал в суд на судью же – за произнесение запретных фраз во время оглашения приговора. А заодно и аппеляцию – во время судебного процесса судьёй ведь был нарушен закон. Ситуация осложнилась. Состоялся следующий суд, на котором был осуждён прежний судья, а его адвокат подал в суд на нынешнего. И аппеляцию вдобавок. Число подсудимых множилось, ибо порочная цепочка казалась неразрываемой. Уже семь судей находились под тяжёлым мечом пестуемой ими же Фемиды. Однако восьмой по счёту судья нашёл отличный выход из ситуации. Он принял решение о невиновности Ганса и группы парламентариев, поскольку закон обратной силы не имеет, а все они произносили запрещённое ещё до того, как был принят закон. Но судьи-то произносили запрещённое уже после, поэтому все они виновны и должны отправиться в тюрьму. При оглашении приговора мудрый судья избежал произнесения запрещённого, просто сославшись на номер закона. И всё было бы хорошо, но один из адвокатов осуждённых судей подал иск и на мудрого судью тоже, поскольку тот в явном виде дал ссылку на то место, где прямым текстом были написаны запрещённые фразы, что тоже считалось незаконным, согласно этому самому закону. В это время заворожённая чредой процессов публика делала для себя далеко идущие выводы. А именно, всеми силами избегала употребления кое-каких фраз. Причём, избегание касалось в том числе и публикации новоявленного закона. Ведь любой информационный орган, опубликовав данный закон, автоматически его бы и нарушил. Ровно то же самое творилось и в типографиях, куда поступило распоряжение напечатать новый уголовный кодекс. Во-первых, печатать его и садиться за это в тюрьму дураков не было, а во-вторых, не было и дураков посылать в типографию макет уголовного кодекса с законом, за перепечатывание которого можно сесть. Фактически закон существовал в единственном экземпляре – том самом, который написал Штутгарт. На распоряжение напечатать и донести до сведения народа, поступали расплывчатые ответы «мы отказываемся, поскольку там есть кое-какой закон о кое-чём». Все понимали, какой и о чём, но делать ничего не желали. Весть о законе, в результате, распространялась исключительно устно и исключительно в виде намёков на «кое-что». Только что запрещённые фразы, которые предполагалось исключить из лексикона, неожиданно стали самыми популярными, хотя и непроизносимыми. Теперь негермано-германцы обижались уже на само словосочетание «кое-что». И хотя его пока ещё произносить не запретили, народ предвосхитил развитие событий и «кое-что» стало тоже «незаконным». В смысле, перешло в разряд табуированной лексики. Для него придумали эвфемизм «сами знаете что», для этого эвфемизма, в свою очередь, «понятно что», для него – «ну, вам ясно», для него «оно самое», а для «оного самого» – «фраза». Дальше идти уже было некуда, поскольку становилось понятно, что в разряд табуированной лексики через некоторое время попадут все слова и словосочетания немецкого языка. Так, последний эвфемизм привёл к тому, что даже учителя немецкого на своих уроках были вынуждены объяснять материал в основном намёками, избегая некогда научных, а теперь табуированных, терминов. По этой причине закон снова был направлен на доработку. В него включили уточнение: «незаконно употреблять кое-какие фразы везде, кроме как в этом законе». Заодно уточнили, что эвфемизмы не являются этими самыми фразами и ответственности за их произнесение нет. Последнее вызвало волну манифестаций негермано-германцев, которые требовали повторного запрета эвфемизмов на основании того, что всем понятно, что они обозначают, а это оскорбительно. Первое же оказалось недостаточным, поскольку сложилась парадоксальная ситуация, при которой закон можно печатать, но на него нельзя ссылаться. На манифестации временно закрыли глаза, а закон дополнили ещё: «...кроме как в этом законе и ссылках на него». Чуть позже, по всё тем же причинам технического характера, было разрешено и цитирование закона. Но решённые технические проблемы обернулись новыми юридическими: теперь подсудимые все как один утверждали, что в своих речах они вовсе не говорили запрещённое, а просто цитировали закон. Появился даже речевой оборот: «согласно закону, нельзя сказать, что кое-кто – кое-кто». Именно в такой форме негермано-германоненавистники выражали свои мысли и это оказывалось совершенно легальным. Закон снова уточнили. Теперь цитировать закон разрешалось только лицам, находящимся при исполнении. Это вызвало волну манифестаций уже со стороны германо-германцев. Они требовали отмены закона, который, во-первых, даёт самому себе особые права, несовпадающие с правами граждан Германии, а во-вторых, теми же правами наделяет небольшую группу людей, которым, по мнению германцев, и так слишком жирно. Такой закон, соответственно, недемократичен и должен быть отменён во избежание. Таким образом, действие закона было приостановлено, вплоть до его окончательного уточнения. Которое продолжается и по сей день. Закон на данный момент по объему занимает почти тысячу страниц – именно столько требует учёт всех нюансов и возможных коллизий. Его планируется выпустить отдельным томом к уголовному кодексу, а некоторые даже предлагают сделать этот закон отдельным кодексом. На кафедрах некоторых университетов уже введена специальность «законоведение закона о кое-чём». Введена впрок – когда закон доработают, такие специалисты будут весьма востребованы. А мы, германцы всех национальностей, с нетерпением ждём, чем же эта бодяга закончится. |
08 окт 2010, 02:49 |
|
![]() |
0
Эйлистри писал(а): Как вы знаете, сейчас особое значение получила политкорректность. Так вот, в рамках усиления политкорректности у нас в Германии было решено запретить употребление кое-каких фраз. Эти фразы по мнению парламентариев оскорбляли афро-германцев, тюрко-германцев и, что самое страшное, иудео-германцев. Соответственно, произносить, а тем более писать эти фразы оказывалось совершенно недопустимо. Но их, несмотря на многочисленные призывы, всё равно упорно писали и произносили. Мы, германцы всех национальностей, славимся своей законопослушностью, поэтому единственное верное решение в наших условиях – принять закон о запрете написания и произнесения вслух кое-чего. И такой закон, что характерно, был принят. Постарался тут Ганс Штутгарт – он составил законопроект, в котором говорилось о недопустимости употребления в СМИ и разговорах сами понимаете чего. Однако в первом варианте закон хотя и вступил в силу, но упорно не желал работать. Дело в том, что он говорил исключительно о «фразах, оскорбляющих достоинство ряда негермано-германцев», и на первом же суде возникла неприятность: разошлись мнения. Ответчик считал, что произнесённая им фраза никого не оскорбляет, а адвокат истца утверждал обратное. На это ответчик предположил, что адвокат истца заинтересован в выигрыше дела, поэтому экспертом в данном вопросе выступать не может. Пришлось произвести следственный эксперимент: набрать группу негермано-германцев и в течении двух часов произносить в их адрес сказанное ответчиком. Мнения разошлись и в этой группе тоже. Часть негермано-германцев по-немецки не говорила, поэтому на данные фразы не оскорбилась. Вторая часть языком владела, поэтому в большинстве своём оскорбилась и подала в суд на следователя-экспериментатора. Данный прецедент показал, что в подобном виде закон вызывает проблемы с трактовкой. А именно, при каждом судебном процессе придётся проводить описанный следственный эксперимент, что ставит под удар эксперта, но оправдывает подсудимого – он-то ведь потом сошлётся на субъективность выводов по результатам эксперимента. Иными словами, закон требовалось довести до ума. И Ганс Штутгарт доработал его до более современного вида, перечислив все варианты фраз, которые запрещалось говорить и писать. Закон был принят и сразу после его принятия все парламентарии, участвовавшие в обсуждении, включая Ганса, были арестованы по подозрению о нарушении только что принятого закона – присутствовавшие в зале свидетели подтвердили, что Ганс и прочие неоднократно произнесли запрещённые фразы, а сам Штутгарт их даже написал. Очень скоро состоялся суд и подсудимые были признаны виновными. Но адвокат Ганса не растерялся и подал в суд на судью же – за произнесение запретных фраз во время оглашения приговора. А заодно и аппеляцию – во время судебного процесса судьёй ведь был нарушен закон. Ситуация осложнилась. Состоялся следующий суд, на котором был осуждён прежний судья, а его адвокат подал в суд на нынешнего. И аппеляцию вдобавок. Число подсудимых множилось, ибо порочная цепочка казалась неразрываемой. Уже семь судей находились под тяжёлым мечом пестуемой ими же Фемиды. Однако восьмой по счёту судья нашёл отличный выход из ситуации. Он принял решение о невиновности Ганса и группы парламентариев, поскольку закон обратной силы не имеет, а все они произносили запрещённое ещё до того, как был принят закон. Но судьи-то произносили запрещённое уже после, поэтому все они виновны и должны отправиться в тюрьму. При оглашении приговора мудрый судья избежал произнесения запрещённого, просто сославшись на номер закона. И всё было бы хорошо, но один из адвокатов осуждённых судей подал иск и на мудрого судью тоже, поскольку тот в явном виде дал ссылку на то место, где прямым текстом были написаны запрещённые фразы, что тоже считалось незаконным, согласно этому самому закону. В это время заворожённая чредой процессов публика делала для себя далеко идущие выводы. А именно, всеми силами избегала употребления кое-каких фраз. Причём, избегание касалось в том числе и публикации новоявленного закона. Ведь любой информационный орган, опубликовав данный закон, автоматически его бы и нарушил. Ровно то же самое творилось и в типографиях, куда поступило распоряжение напечатать новый уголовный кодекс. Во-первых, печатать его и садиться за это в тюрьму дураков не было, а во-вторых, не было и дураков посылать в типографию макет уголовного кодекса с законом, за перепечатывание которого можно сесть. Фактически закон существовал в единственном экземпляре – том самом, который написал Штутгарт. На распоряжение напечатать и донести до сведения народа, поступали расплывчатые ответы «мы отказываемся, поскольку там есть кое-какой закон о кое-чём». Все понимали, какой и о чём, но делать ничего не желали. Весть о законе, в результате, распространялась исключительно устно и исключительно в виде намёков на «кое-что». Только что запрещённые фразы, которые предполагалось исключить из лексикона, неожиданно стали самыми популярными, хотя и непроизносимыми. Теперь негермано-германцы обижались уже на само словосочетание «кое-что». И хотя его пока ещё произносить не запретили, народ предвосхитил развитие событий и «кое-что» стало тоже «незаконным». В смысле, перешло в разряд табуированной лексики. Для него придумали эвфемизм «сами знаете что», для этого эвфемизма, в свою очередь, «понятно что», для него – «ну, вам ясно», для него «оно самое», а для «оного самого» – «фраза». Дальше идти уже было некуда, поскольку становилось понятно, что в разряд табуированной лексики через некоторое время попадут все слова и словосочетания немецкого языка. Так, последний эвфемизм привёл к тому, что даже учителя немецкого на своих уроках были вынуждены объяснять материал в основном намёками, избегая некогда научных, а теперь табуированных, терминов. По этой причине закон снова был направлен на доработку. В него включили уточнение: «незаконно употреблять кое-какие фразы везде, кроме как в этом законе». Заодно уточнили, что эвфемизмы не являются этими самыми фразами и ответственности за их произнесение нет. Последнее вызвало волну манифестаций негермано-германцев, которые требовали повторного запрета эвфемизмов на основании того, что всем понятно, что они обозначают, а это оскорбительно. Первое же оказалось недостаточным, поскольку сложилась парадоксальная ситуация, при которой закон можно печатать, но на него нельзя ссылаться. На манифестации временно закрыли глаза, а закон дополнили ещё: «...кроме как в этом законе и ссылках на него». Чуть позже, по всё тем же причинам технического характера, было разрешено и цитирование закона. Но решённые технические проблемы обернулись новыми юридическими: теперь подсудимые все как один утверждали, что в своих речах они вовсе не говорили запрещённое, а просто цитировали закон. Появился даже речевой оборот: «согласно закону, нельзя сказать, что кое-кто – кое-кто». Именно в такой форме негермано-германоненавистники выражали свои мысли и это оказывалось совершенно легальным. Закон снова уточнили. Теперь цитировать закон разрешалось только лицам, находящимся при исполнении. Это вызвало волну манифестаций уже со стороны германо-германцев. Они требовали отмены закона, который, во-первых, даёт самому себе особые права, несовпадающие с правами граждан Германии, а во-вторых, теми же правами наделяет небольшую группу людей, которым, по мнению германцев, и так слишком жирно. Такой закон, соответственно, недемократичен и должен быть отменён во избежание. Таким образом, действие закона было приостановлено, вплоть до его окончательного уточнения. Которое продолжается и по сей день. Закон на данный момент по объему занимает почти тысячу страниц – именно столько требует учёт всех нюансов и возможных коллизий. Его планируется выпустить отдельным томом к уголовному кодексу, а некоторые даже предлагают сделать этот закон отдельным кодексом. На кафедрах некоторых университетов уже введена специальность «законоведение закона о кое-чём». Введена впрок – когда закон доработают, такие специалисты будут весьма востребованы. А мы, германцы всех национальностей, с нетерпением ждём, чем же эта бодяга закончится. Жесть, получил удовольствие от прочтения ![]() |
08 окт 2010, 03:47 |
|
![]() |
0
Slapenier писал(а): One[MAN]Army писал(а): #724 Подъебнул меня штоль?! ![]() |
08 окт 2010, 03:54 |
|
![]() |
0
Slapenier писал(а): One[MAN]Army писал(а): #962 Подъебнул меня штоль?! da, i mir krutitsja vokrug tebja bljad. ![]() |
08 окт 2010, 06:46 |
|
![]() |
0
|
08 окт 2010, 07:29 |
|
![]() |
0
Каждый раз, как я смотрю на аватарку Пачи, мне в голову лезет реклама
|
08 окт 2010, 08:59 |
|
![]() |
0
огонь реклама
|
08 окт 2010, 09:37 |
|
![]() |
0
|
08 окт 2010, 11:41 |
|
![]() |
0
shifthappens, вроде постили уже тут кота этого
|
08 окт 2010, 12:05 |
|
![]() |
0
Вложение: demotivator138.jpg |
08 окт 2010, 13:09 |
|
![]() |
0
Эйлистри писал(а): Как вы знаете, сейчас особое значение получила политкорректность. Так вот, в рамках усиления политкорректности у нас в Германии было решено запретить употребление кое-каких фраз. Эти фразы по мнению парламентариев оскорбляли афро-германцев, тюрко-германцев и, что самое страшное, иудео-германцев. Соответственно, произносить, а тем более писать эти фразы оказывалось совершенно недопустимо. Но их, несмотря на многочисленные призывы, всё равно упорно писали и произносили. Мы, германцы всех национальностей, славимся своей законопослушностью, поэтому единственное верное решение в наших условиях – принять закон о запрете написания и произнесения вслух кое-чего. И такой закон, что характерно, был принят. Постарался тут Ганс Штутгарт – он составил законопроект, в котором говорилось о недопустимости употребления в СМИ и разговорах сами понимаете чего. Однако в первом варианте закон хотя и вступил в силу, но упорно не желал работать. Дело в том, что он говорил исключительно о «фразах, оскорбляющих достоинство ряда негермано-германцев», и на первом же суде возникла неприятность: разошлись мнения. Ответчик считал, что произнесённая им фраза никого не оскорбляет, а адвокат истца утверждал обратное. На это ответчик предположил, что адвокат истца заинтересован в выигрыше дела, поэтому экспертом в данном вопросе выступать не может. Пришлось произвести следственный эксперимент: набрать группу негермано-германцев и в течении двух часов произносить в их адрес сказанное ответчиком. Мнения разошлись и в этой группе тоже. Часть негермано-германцев по-немецки не говорила, поэтому на данные фразы не оскорбилась. Вторая часть языком владела, поэтому в большинстве своём оскорбилась и подала в суд на следователя-экспериментатора. Данный прецедент показал, что в подобном виде закон вызывает проблемы с трактовкой. А именно, при каждом судебном процессе придётся проводить описанный следственный эксперимент, что ставит под удар эксперта, но оправдывает подсудимого – он-то ведь потом сошлётся на субъективность выводов по результатам эксперимента. Иными словами, закон требовалось довести до ума. И Ганс Штутгарт доработал его до более современного вида, перечислив все варианты фраз, которые запрещалось говорить и писать. Закон был принят и сразу после его принятия все парламентарии, участвовавшие в обсуждении, включая Ганса, были арестованы по подозрению о нарушении только что принятого закона – присутствовавшие в зале свидетели подтвердили, что Ганс и прочие неоднократно произнесли запрещённые фразы, а сам Штутгарт их даже написал. Очень скоро состоялся суд и подсудимые были признаны виновными. Но адвокат Ганса не растерялся и подал в суд на судью же – за произнесение запретных фраз во время оглашения приговора. А заодно и аппеляцию – во время судебного процесса судьёй ведь был нарушен закон. Ситуация осложнилась. Состоялся следующий суд, на котором был осуждён прежний судья, а его адвокат подал в суд на нынешнего. И аппеляцию вдобавок. Число подсудимых множилось, ибо порочная цепочка казалась неразрываемой. Уже семь судей находились под тяжёлым мечом пестуемой ими же Фемиды. Однако восьмой по счёту судья нашёл отличный выход из ситуации. Он принял решение о невиновности Ганса и группы парламентариев, поскольку закон обратной силы не имеет, а все они произносили запрещённое ещё до того, как был принят закон. Но судьи-то произносили запрещённое уже после, поэтому все они виновны и должны отправиться в тюрьму. При оглашении приговора мудрый судья избежал произнесения запрещённого, просто сославшись на номер закона. И всё было бы хорошо, но один из адвокатов осуждённых судей подал иск и на мудрого судью тоже, поскольку тот в явном виде дал ссылку на то место, где прямым текстом были написаны запрещённые фразы, что тоже считалось незаконным, согласно этому самому закону. В это время заворожённая чредой процессов публика делала для себя далеко идущие выводы. А именно, всеми силами избегала употребления кое-каких фраз. Причём, избегание касалось в том числе и публикации новоявленного закона. Ведь любой информационный орган, опубликовав данный закон, автоматически его бы и нарушил. Ровно то же самое творилось и в типографиях, куда поступило распоряжение напечатать новый уголовный кодекс. Во-первых, печатать его и садиться за это в тюрьму дураков не было, а во-вторых, не было и дураков посылать в типографию макет уголовного кодекса с законом, за перепечатывание которого можно сесть. Фактически закон существовал в единственном экземпляре – том самом, который написал Штутгарт. На распоряжение напечатать и донести до сведения народа, поступали расплывчатые ответы «мы отказываемся, поскольку там есть кое-какой закон о кое-чём». Все понимали, какой и о чём, но делать ничего не желали. Весть о законе, в результате, распространялась исключительно устно и исключительно в виде намёков на «кое-что». Только что запрещённые фразы, которые предполагалось исключить из лексикона, неожиданно стали самыми популярными, хотя и непроизносимыми. Теперь негермано-германцы обижались уже на само словосочетание «кое-что». И хотя его пока ещё произносить не запретили, народ предвосхитил развитие событий и «кое-что» стало тоже «незаконным». В смысле, перешло в разряд табуированной лексики. Для него придумали эвфемизм «сами знаете что», для этого эвфемизма, в свою очередь, «понятно что», для него – «ну, вам ясно», для него «оно самое», а для «оного самого» – «фраза». Дальше идти уже было некуда, поскольку становилось понятно, что в разряд табуированной лексики через некоторое время попадут все слова и словосочетания немецкого языка. Так, последний эвфемизм привёл к тому, что даже учителя немецкого на своих уроках были вынуждены объяснять материал в основном намёками, избегая некогда научных, а теперь табуированных, терминов. По этой причине закон снова был направлен на доработку. В него включили уточнение: «незаконно употреблять кое-какие фразы везде, кроме как в этом законе». Заодно уточнили, что эвфемизмы не являются этими самыми фразами и ответственности за их произнесение нет. Последнее вызвало волну манифестаций негермано-германцев, которые требовали повторного запрета эвфемизмов на основании того, что всем понятно, что они обозначают, а это оскорбительно. Первое же оказалось недостаточным, поскольку сложилась парадоксальная ситуация, при которой закон можно печатать, но на него нельзя ссылаться. На манифестации временно закрыли глаза, а закон дополнили ещё: «...кроме как в этом законе и ссылках на него». Чуть позже, по всё тем же причинам технического характера, было разрешено и цитирование закона. Но решённые технические проблемы обернулись новыми юридическими: теперь подсудимые все как один утверждали, что в своих речах они вовсе не говорили запрещённое, а просто цитировали закон. Появился даже речевой оборот: «согласно закону, нельзя сказать, что кое-кто – кое-кто». Именно в такой форме негермано-германоненавистники выражали свои мысли и это оказывалось совершенно легальным. Закон снова уточнили. Теперь цитировать закон разрешалось только лицам, находящимся при исполнении. Это вызвало волну манифестаций уже со стороны германо-германцев. Они требовали отмены закона, который, во-первых, даёт самому себе особые права, несовпадающие с правами граждан Германии, а во-вторых, теми же правами наделяет небольшую группу людей, которым, по мнению германцев, и так слишком жирно. Такой закон, соответственно, недемократичен и должен быть отменён во избежание. Таким образом, действие закона было приостановлено, вплоть до его окончательного уточнения. Которое продолжается и по сей день. Закон на данный момент по объему занимает почти тысячу страниц – именно столько требует учёт всех нюансов и возможных коллизий. Его планируется выпустить отдельным томом к уголовному кодексу, а некоторые даже предлагают сделать этот закон отдельным кодексом. На кафедрах некоторых университетов уже введена специальность «законоведение закона о кое-чём». Введена впрок – когда закон доработают, такие специалисты будут весьма востребованы. А мы, германцы всех национальностей, с нетерпением ждём, чем же эта бодяга закончится. Маразм Политкорректности ( То что слово политкорректность уже давно ассоциируется с такими понятиями как маразм, идиотизм, сумасшествие не вызывает удивление. На суд выносится десятка достижений “торжества” политкорректности за 2007 год. На десятом месте фильм Трансформеры (Transformers), продолживший славную традицию освещения гениальных людей. За последние годы, если в фильме есть гениальный программист, способный за считанные секунды взломать любую защиту, будь там Пентагон, ЦРУ или Белого Дома – то он обязательно должен быть афро-американцем. В реальной жизни данного явления - негр-программист, практически не встречается. В политкорректном же искусстве Голливуда, это один из самых любимых персонажей. На девятом месте администрация аэропорта города Сиэтл (Seattle) в штате Вашингтон (Washington). Руководство решило, что рождественские елки оскорбляют чувства и достоинство людей исповедующих другие религии, а так же атеистов, и убрали все елки и украшения из здания аэропорта. Протест по поводу этой идиотически-политкорректной затеи поднял раббин одной из местных синагог. Он привлек внимание общественности к этому вопросу и елки вернули. На восьмом месте мэрия небольшого городка Элон (Elon) в штате Северная Каролина (North Carolina). Городской голова и приближенные порешили, что здание мэрии покрашено не совсем в политкорректный цвет- белый. И перекрасили в черный. Комичность ситуации заключается еще и в том, что здание похоронной конторы, находящейся напротив мэрии за неделю до этого было перекрашено во время ремонта из черного цвета в белый. На седьмом месте полиция города Белграда – столицы Сербии. 28 ноября 2007 года в Сербии на футбольном матче между ФК Рад (Белград) против команды Нови Пазара (Нови Пазар - город в Рашкой области, город в составе Сербии) произошёл знаменательный случай. Полиция запретила использовать на стадионе сербский флаг по причине того, что он провоцирует мусульман, может быть оскорблением для гостей из Нови Пазара, и вообще сербскому триколору не место на этой встрече, т.к. играет не сборная Сербии (?!?!) В государстве Сербия, в ее столице Белграде, официальный правительственный орган запретил появление сербского триколора на территории Сербского государства!!!! М-да… есть нации, само существование которых неполиткорректно… На шестом месте руководство команды San Francisco 49ers по американскому футболу из Сан Франциско, уволившая игрока Геррисона Хёрста (Garrison Hearst). Во время одного из радио интервью, на вопрос ведущего как Хёрст относится, если бы в команде были гомосексуалисты, Хёрст ответил что ему было бы не приятно, если бы в душевой на него кто то смотрел как на сексуальный объект. Поднялся дикий скандал. Хёрста отстранили от игр и тренировок сначала на два месяца, потом под давлением общественности до конца сезона, а потом и вообще прервали с ним контракт и отчислили из команды. На пятом месте компания Диснея (Walt Disney Company), решившая переделать мультфильм 1937 года Белоснежка и семь гномов (Snow White and Seven Dwarfs) в соответствии с “демографическими реалиями”. При помощи современных компьютерных технологий гномов решили “переделать”. Появится парочка афро-американцев гномов, один гном-китаец, и один гном-латинос. Я так полагаю, что в духе политкорректности, Белоснежку переделают в трансвестита, ну или на худой конец в лесбиянку. На четвертом месте руководство Церкви Святого Бонифатия (St. Boniface Anglican Church) в английском городе Бирмингем (Birmingham), решившая переделать шедевр Леонадро да Винчи Тайная Вечеря. Так же как и в случае с Белоснежной, попы решили, что фреска не отражает “демографический реалий современной Англии” – апостолов перекрасили. И даже на апостола Матвея надели чалму. На третьем месте Международный Астрономический Союз. Космические чинуши решили что название “чёрная дыра” является обидным, оскорбительным и дискриминационным по отношение к Афро-Американцам и Афро-Европейцам. Отныне чёрные дыры следует именовать политкорректно правильно - “зонами сверх повышенной гравитации” (“emplacements de hauts gravit? super” или “super high gravity locations”). На втором месте дружный коллектив Университета Оклахома (University of Oklahoma), в одноименном штате США, уволивший тренера по футболу Марка Бэтмана (Mark Batman). Находясь в должность тренера женской команды по футболу, Марк Бэтман проявил невиданный акт сексизма. На одной из тренировок, во время спарринг игры, при исполнении штрафного удара, Бэтман находясь в стенке закрыл руками детородное место, как и делают футболисты-мужчины. Его же питомицы скрестили руки на груди, как делают футболистки при исполнении штрафного удара. Вызывающий акт тренера был замечен, разразился страшный скандал. Ни какие оправдания тренера, что удар мячом в грудь для него не столько болезненный, как удар в пах, не помогли. Администрация Университета Оклахома уволила Марка Бэтмана за проявление сексизма. Ну и наконец победителем конкурса “Маразм Политкорректности 2007″ объявляется Терминатор, он же по совместительству губернатор штата Калифорния – Арнольд Шварцнеггер. “Железный Арни” додумался подписать 12 Октября этого года закон SB 777 в угоду гомосексуалистам. Согласно нового закона в школах Калифорнии запрещено употреблять такие ужасно неполиткорректные слова как “мама” и “папа”, а так же “муж” и “жена”. Эти слова указывают на половую принадлежность и являются оскорбительными по отношение к гомосексуалистам, лесбиянкам, трансвеститам и другим извращенцам. Вместо них надлежит употреблять нейтральные слова “родители” и “супруги”. Закон повелевает до 1 января 2008 года убрать из всех школьных книг эти “крамольные слова”. Так же по новому закону мальчики могут пользоваться женскими туалетами и раздевалками, а девочки мужскими. |
08 окт 2010, 13:31 |
|
![]() |
0
блять хватит постаить хуйню ебаную пиздец
ит тэйстс лайк бата бат ит энт бата ![]() |
08 окт 2010, 15:00 |
|
![]() |
0
olololo писал(а): Эйлистри писал(а): Как вы знаете, сейчас особое значение получила политкорректность. Так вот, в рамках усиления политкорректности у нас в Германии было решено запретить употребление кое-каких фраз. Эти фразы по мнению парламентариев оскорбляли афро-германцев, тюрко-германцев и, что самое страшное, иудео-германцев. Соответственно, произносить, а тем более писать эти фразы оказывалось совершенно недопустимо. Но их, несмотря на многочисленные призывы, всё равно упорно писали и произносили. Мы, германцы всех национальностей, славимся своей законопослушностью, поэтому единственное верное решение в наших условиях – принять закон о запрете написания и произнесения вслух кое-чего. И такой закон, что характерно, был принят. Постарался тут Ганс Штутгарт – он составил законопроект, в котором говорилось о недопустимости употребления в СМИ и разговорах сами понимаете чего. Однако в первом варианте закон хотя и вступил в силу, но упорно не желал работать. Дело в том, что он говорил исключительно о «фразах, оскорбляющих достоинство ряда негермано-германцев», и на первом же суде возникла неприятность: разошлись мнения. Ответчик считал, что произнесённая им фраза никого не оскорбляет, а адвокат истца утверждал обратное. На это ответчик предположил, что адвокат истца заинтересован в выигрыше дела, поэтому экспертом в данном вопросе выступать не может. Пришлось произвести следственный эксперимент: набрать группу негермано-германцев и в течении двух часов произносить в их адрес сказанное ответчиком. Мнения разошлись и в этой группе тоже. Часть негермано-германцев по-немецки не говорила, поэтому на данные фразы не оскорбилась. Вторая часть языком владела, поэтому в большинстве своём оскорбилась и подала в суд на следователя-экспериментатора. Данный прецедент показал, что в подобном виде закон вызывает проблемы с трактовкой. А именно, при каждом судебном процессе придётся проводить описанный следственный эксперимент, что ставит под удар эксперта, но оправдывает подсудимого – он-то ведь потом сошлётся на субъективность выводов по результатам эксперимента. Иными словами, закон требовалось довести до ума. И Ганс Штутгарт доработал его до более современного вида, перечислив все варианты фраз, которые запрещалось говорить и писать. Закон был принят и сразу после его принятия все парламентарии, участвовавшие в обсуждении, включая Ганса, были арестованы по подозрению о нарушении только что принятого закона – присутствовавшие в зале свидетели подтвердили, что Ганс и прочие неоднократно произнесли запрещённые фразы, а сам Штутгарт их даже написал. Очень скоро состоялся суд и подсудимые были признаны виновными. Но адвокат Ганса не растерялся и подал в суд на судью же – за произнесение запретных фраз во время оглашения приговора. А заодно и аппеляцию – во время судебного процесса судьёй ведь был нарушен закон. Ситуация осложнилась. Состоялся следующий суд, на котором был осуждён прежний судья, а его адвокат подал в суд на нынешнего. И аппеляцию вдобавок. Число подсудимых множилось, ибо порочная цепочка казалась неразрываемой. Уже семь судей находились под тяжёлым мечом пестуемой ими же Фемиды. Однако восьмой по счёту судья нашёл отличный выход из ситуации. Он принял решение о невиновности Ганса и группы парламентариев, поскольку закон обратной силы не имеет, а все они произносили запрещённое ещё до того, как был принят закон. Но судьи-то произносили запрещённое уже после, поэтому все они виновны и должны отправиться в тюрьму. При оглашении приговора мудрый судья избежал произнесения запрещённого, просто сославшись на номер закона. И всё было бы хорошо, но один из адвокатов осуждённых судей подал иск и на мудрого судью тоже, поскольку тот в явном виде дал ссылку на то место, где прямым текстом были написаны запрещённые фразы, что тоже считалось незаконным, согласно этому самому закону. В это время заворожённая чредой процессов публика делала для себя далеко идущие выводы. А именно, всеми силами избегала употребления кое-каких фраз. Причём, избегание касалось в том числе и публикации новоявленного закона. Ведь любой информационный орган, опубликовав данный закон, автоматически его бы и нарушил. Ровно то же самое творилось и в типографиях, куда поступило распоряжение напечатать новый уголовный кодекс. Во-первых, печатать его и садиться за это в тюрьму дураков не было, а во-вторых, не было и дураков посылать в типографию макет уголовного кодекса с законом, за перепечатывание которого можно сесть. Фактически закон существовал в единственном экземпляре – том самом, который написал Штутгарт. На распоряжение напечатать и донести до сведения народа, поступали расплывчатые ответы «мы отказываемся, поскольку там есть кое-какой закон о кое-чём». Все понимали, какой и о чём, но делать ничего не желали. Весть о законе, в результате, распространялась исключительно устно и исключительно в виде намёков на «кое-что». Только что запрещённые фразы, которые предполагалось исключить из лексикона, неожиданно стали самыми популярными, хотя и непроизносимыми. Теперь негермано-германцы обижались уже на само словосочетание «кое-что». И хотя его пока ещё произносить не запретили, народ предвосхитил развитие событий и «кое-что» стало тоже «незаконным». В смысле, перешло в разряд табуированной лексики. Для него придумали эвфемизм «сами знаете что», для этого эвфемизма, в свою очередь, «понятно что», для него – «ну, вам ясно», для него «оно самое», а для «оного самого» – «фраза». Дальше идти уже было некуда, поскольку становилось понятно, что в разряд табуированной лексики через некоторое время попадут все слова и словосочетания немецкого языка. Так, последний эвфемизм привёл к тому, что даже учителя немецкого на своих уроках были вынуждены объяснять материал в основном намёками, избегая некогда научных, а теперь табуированных, терминов. По этой причине закон снова был направлен на доработку. В него включили уточнение: «незаконно употреблять кое-какие фразы везде, кроме как в этом законе». Заодно уточнили, что эвфемизмы не являются этими самыми фразами и ответственности за их произнесение нет. Последнее вызвало волну манифестаций негермано-германцев, которые требовали повторного запрета эвфемизмов на основании того, что всем понятно, что они обозначают, а это оскорбительно. Первое же оказалось недостаточным, поскольку сложилась парадоксальная ситуация, при которой закон можно печатать, но на него нельзя ссылаться. На манифестации временно закрыли глаза, а закон дополнили ещё: «...кроме как в этом законе и ссылках на него». Чуть позже, по всё тем же причинам технического характера, было разрешено и цитирование закона. Но решённые технические проблемы обернулись новыми юридическими: теперь подсудимые все как один утверждали, что в своих речах они вовсе не говорили запрещённое, а просто цитировали закон. Появился даже речевой оборот: «согласно закону, нельзя сказать, что кое-кто – кое-кто». Именно в такой форме негермано-германоненавистники выражали свои мысли и это оказывалось совершенно легальным. Закон снова уточнили. Теперь цитировать закон разрешалось только лицам, находящимся при исполнении. Это вызвало волну манифестаций уже со стороны германо-германцев. Они требовали отмены закона, который, во-первых, даёт самому себе особые права, несовпадающие с правами граждан Германии, а во-вторых, теми же правами наделяет небольшую группу людей, которым, по мнению германцев, и так слишком жирно. Такой закон, соответственно, недемократичен и должен быть отменён во избежание. Таким образом, действие закона было приостановлено, вплоть до его окончательного уточнения. Которое продолжается и по сей день. Закон на данный момент по объему занимает почти тысячу страниц – именно столько требует учёт всех нюансов и возможных коллизий. Его планируется выпустить отдельным томом к уголовному кодексу, а некоторые даже предлагают сделать этот закон отдельным кодексом. На кафедрах некоторых университетов уже введена специальность «законоведение закона о кое-чём». Введена впрок – когда закон доработают, такие специалисты будут весьма востребованы. А мы, германцы всех национальностей, с нетерпением ждём, чем же эта бодяга закончится. Маразм Политкорректности ( То что слово политкорректность уже давно ассоциируется с такими понятиями как маразм, идиотизм, сумасшествие не вызывает удивление. На суд выносится десятка достижений “торжества” политкорректности за 2007 год. На десятом месте фильм Трансформеры (Transformers), продолживший славную традицию освещения гениальных людей. За последние годы, если в фильме есть гениальный программист, способный за считанные секунды взломать любую защиту, будь там Пентагон, ЦРУ или Белого Дома – то он обязательно должен быть афро-американцем. В реальной жизни данного явления - негр-программист, практически не встречается. В политкорректном же искусстве Голливуда, это один из самых любимых персонажей. На девятом месте администрация аэропорта города Сиэтл (Seattle) в штате Вашингтон (Washington). Руководство решило, что рождественские елки оскорбляют чувства и достоинство людей исповедующих другие религии, а так же атеистов, и убрали все елки и украшения из здания аэропорта. Протест по поводу этой идиотически-политкорректной затеи поднял раббин одной из местных синагог. Он привлек внимание общественности к этому вопросу и елки вернули. На восьмом месте мэрия небольшого городка Элон (Elon) в штате Северная Каролина (North Carolina). Городской голова и приближенные порешили, что здание мэрии покрашено не совсем в политкорректный цвет- белый. И перекрасили в черный. Комичность ситуации заключается еще и в том, что здание похоронной конторы, находящейся напротив мэрии за неделю до этого было перекрашено во время ремонта из черного цвета в белый. На седьмом месте полиция города Белграда – столицы Сербии. 28 ноября 2007 года в Сербии на футбольном матче между ФК Рад (Белград) против команды Нови Пазара (Нови Пазар - город в Рашкой области, город в составе Сербии) произошёл знаменательный случай. Полиция запретила использовать на стадионе сербский флаг по причине того, что он провоцирует мусульман, может быть оскорблением для гостей из Нови Пазара, и вообще сербскому триколору не место на этой встрече, т.к. играет не сборная Сербии (?!?!) В государстве Сербия, в ее столице Белграде, официальный правительственный орган запретил появление сербского триколора на территории Сербского государства!!!! М-да… есть нации, само существование которых неполиткорректно… На шестом месте руководство команды San Francisco 49ers по американскому футболу из Сан Франциско, уволившая игрока Геррисона Хёрста (Garrison Hearst). Во время одного из радио интервью, на вопрос ведущего как Хёрст относится, если бы в команде были гомосексуалисты, Хёрст ответил что ему было бы не приятно, если бы в душевой на него кто то смотрел как на сексуальный объект. Поднялся дикий скандал. Хёрста отстранили от игр и тренировок сначала на два месяца, потом под давлением общественности до конца сезона, а потом и вообще прервали с ним контракт и отчислили из команды. На пятом месте компания Диснея (Walt Disney Company), решившая переделать мультфильм 1937 года Белоснежка и семь гномов (Snow White and Seven Dwarfs) в соответствии с “демографическими реалиями”. При помощи современных компьютерных технологий гномов решили “переделать”. Появится парочка афро-американцев гномов, один гном-китаец, и один гном-латинос. Я так полагаю, что в духе политкорректности, Белоснежку переделают в трансвестита, ну или на худой конец в лесбиянку. На четвертом месте руководство Церкви Святого Бонифатия (St. Boniface Anglican Church) в английском городе Бирмингем (Birmingham), решившая переделать шедевр Леонадро да Винчи Тайная Вечеря. Так же как и в случае с Белоснежной, попы решили, что фреска не отражает “демографический реалий современной Англии” – апостолов перекрасили. И даже на апостола Матвея надели чалму. На третьем месте Международный Астрономический Союз. Космические чинуши решили что название “чёрная дыра” является обидным, оскорбительным и дискриминационным по отношение к Афро-Американцам и Афро-Европейцам. Отныне чёрные дыры следует именовать политкорректно правильно - “зонами сверх повышенной гравитации” (“emplacements de hauts gravit? super” или “super high gravity locations”). На втором месте дружный коллектив Университета Оклахома (University of Oklahoma), в одноименном штате США, уволивший тренера по футболу Марка Бэтмана (Mark Batman). Находясь в должность тренера женской команды по футболу, Марк Бэтман проявил невиданный акт сексизма. На одной из тренировок, во время спарринг игры, при исполнении штрафного удара, Бэтман находясь в стенке закрыл руками детородное место, как и делают футболисты-мужчины. Его же питомицы скрестили руки на груди, как делают футболистки при исполнении штрафного удара. Вызывающий акт тренера был замечен, разразился страшный скандал. Ни какие оправдания тренера, что удар мячом в грудь для него не столько болезненный, как удар в пах, не помогли. Администрация Университета Оклахома уволила Марка Бэтмана за проявление сексизма. Ну и наконец победителем конкурса “Маразм Политкорректности 2007″ объявляется Терминатор, он же по совместительству губернатор штата Калифорния – Арнольд Шварцнеггер. “Железный Арни” додумался подписать 12 Октября этого года закон SB 777 в угоду гомосексуалистам. Согласно нового закона в школах Калифорнии запрещено употреблять такие ужасно неполиткорректные слова как “мама” и “папа”, а так же “муж” и “жена”. Эти слова указывают на половую принадлежность и являются оскорбительными по отношение к гомосексуалистам, лесбиянкам, трансвеститам и другим извращенцам. Вместо них надлежит употреблять нейтральные слова “родители” и “супруги”. Закон повелевает до 1 января 2008 года убрать из всех школьных книг эти “крамольные слова”. Так же по новому закону мальчики могут пользоваться женскими туалетами и раздевалками, а девочки мужскими. пиздец ![]() ![]() Как хорошо, что я живу в роисе и могу назвать нигеров - черными, геев - ебаными пидарасами и т.д., пожелав им смерти от рака ![]() |
08 окт 2010, 18:09 |
|
![]() |
0
Espreal писал(а): пиздец ![]() ![]() Как хорошо, что я живу в роисе и могу назвать нигеров - черными, геев - ебаными пидарасами и т.д., пожелав им смерти от рака ![]() Все верно, только не нигеров черными, а черных нигерами ![]() |
08 окт 2010, 18:48 |
|
![]() |
0
Navi sex rofl
![]() |
09 окт 2010, 00:05 |
|
![]() |
0
#55
|
09 окт 2010, 12:51 |
|
![]() ![]() |