Я хотел бы предложить несколько суждений на тему того, что право, правда и справедливость являются одними из архетипов русской идеи. Русской идеи, понимаемой как идеалы русского народа, человека, которые как всякие идеалы, вели его в истории, как всякие идеалы были не вполне достижимы, были жизненными ориентирами, не всегда сознавались. Примерно русская идея сформировалась к 17 веку. Как раз тогда, когда складывалась русская нация. Как я уже сказал, одним из архетипов русской идеи является русское органичное право. Которое понимается не только формально, не только как закон, не только как то, что достигается взаимным договором либо насаждается силой. Не в силе бог, но в правде.
Право понималось во многом прежде всего как правда, как справедливость. Истину русский человек воспринимал своеобразно. Истинно не только то, что подлинно. Справедливость всегда является истинной, а истина всегда справедлива. И вот такое восприятие правды, как внутреннего духовного авторитета не требовало жесткой формальной регламентированности. Больше внутреннего чувства, органичности и цельности. И в этом смысле очень характерно название первого свода законов на Руси – «Русская правда». Т.е. изначально, с первых веков формирования своего национального самосознания, присутствовала эта установка, совершенно отличная от западноевропейской. В Западной Европе право складывалось в борьбе эгоистических интересов и на наследии римского права, правда не столько западно-римского, сколько византийского – законов Юстиниана. И эти своды законов очень хорошо легли в воспитание европейского человека. Это внешнее воспитание, внешняя регламентация. Русское правосознание складывалось иначе со своими естественными достоинствами и недостатками. Русская культура, русская православная цивилизация больше была нацелена на то, чтобы воспитывать внутренне состояние человека, душу человека, воспитывать совесть и добронравие в человеке. Больше, чем на создание внешних правовых форм, которые человека бы муштровали. В этом смысле характерно высказывание Ивана Солоневича: «В России содержание всегда предпочиталось форме, совесть букве закона, мораль силе, а сила интриге». И в этом сказывалось большее доверие к людям и малая любовь к законам. И отсюда на Руси больше авторитетом пользовался внутренний духовный авторитет, нежели рационалистическая система права. Жизнь по вере была предпочтительней, нежели жизнь по долгу и обязанностям. И русский человек правду ставил выше долга, а долг выше закона. И поэтому складывалось так, что русская жизнь регламентирована в большинстве своём не сводом законов, а авторитетом традиций, которые выражали историческую память народа и национальное сознание, сложившееся к определённому периоду. И поэтому на Руси доминировало прецедентное право, а не формальное. Ибо прецедент схватывал дух права и всегда был ориентирован на основу русского самочувствия правды и справедливости. И это было более органично для русской жизни, чем установка на неизменную правовую форму. Прецедент мог меняться, его восприятие могло меняться во времени, и он зависел от уровня морально-правового сознания людей. Закон же воспринимался как некое отчуждение от общества, которое его порождало.
Что для европейского человека наиболее справедливо? Торжество закона. Это такой ветхозаветный рецидив в христианском сознании западноевропейского человека. Яркое явление такого понимания: это смертная казнь в США. Когда человека, приговорённого к смертной казни, казнят публично. И при этом сидят родственники убитого, и они переживают чувство справедливости. Убийца наказан и все переживают катарсис. Совершенно невозможно представить такой катарсис в русской культуре, в русском сознании. Для нас это отвратно. А там это органично. И вот поэтому переживание справедливости в русском сознании было другое. Справедливость—это не торжество закона, а скорее милосердие, любовь, новозаветное прощение. Ощущение чувства справедливости в русской культуре больше соответствует новозаветному благовестию, нежели западноевропейское переживание.
Таким образом нравственно-правовое чувство русского человека основано на подлинно христианских жизнеощущениях. Идеалы имеют огромную роль в жизни человека и общества. Без них нельзя двигаться и развиваться. Но в определенные моменты человек и общество отступают от идеалов. И вот опасность такого жизнеощущения, которое я пытался описать, то есть установка на внутреннее совершенствование человека, чревата общественными катаклизмами. И русскому ощущению при наличии чувства добра, правды и справедливости явно недостаёт ощущения незыблемости незыблемого нравственного сознания. Очевидно, именно этим потенциям русской идеи ещё предстоит развиваться.