Я представлял себе войну. Но я не представлял себе войну. - х/ф «Брестская крепость»

Если вы смотрите телевизор, вы привыкли, что хорошие парни побеждают плохих. И так всегда, кроме девятичасовых новостей. – Ю. Латынина

Среди катастроф 41-42, сражение в Белоруссии стоит несколько наособицу. Это не был самый крупный котел, но это был первый опыт такого несчастья. Как это часто бывает, кошмар для современника оказывается интересен для историка. В Белоруссии начался крестный путь Отечественной войны, и все особенности кампании 41 года отразились в этой битве. Любого, кто берется за изучение Белорусской обороны, неизбежно будет глодать вопрос: «Почему?!» Чтобы ответить на этот вопрос, придется серьезно выйти за рамки описания самого сражения. Здесь, извините, я вынужден быть более серьезным и сухим, чем обычно, тема не располагает к хохмочкам, зато располагает к дискуссии.

Война – это путь обмана. Предвоенная ситуация.

Говоря о сражении в Белоруссии, неизбежно упомянешь предвоенную ситуацию. Принципиальное решение о начале войны было принято сразу после капитуляции Франции летом 40-го. Нужно отметить, что Гитлер достаточно кучеряво мыслил: "Мы не будем нападать на Англию, а разобьем те иллюзии, которые дают Англии волю к сопротивлению. Тогда можно надеяться на изменение ее позиции. Сама по себе война выиграна. Франция отпала от «британского льва». Италия сковывает британские войска. Подводная и воздушная война может решить исход войны, но это продлится год-два. Надежда Англии — Россия и Америка. Если рухнут надежды на Россию, Америка также отпадет от Англии, так как разгром России будет иметь следствием невероятное усиление Японии в Восточной Азии ." (в записи Гальдера)

Именно такой ход мысли во многом и определил непонятки Сталина и советского МИД. Предполагалось, что Гитлер политик, и перед агрессией он начнет предъявлять какие-то, хотя бы и идиотские, требования. Но мысль, что на СССР будут нападать с целью вывести из войны Англию, да еще и повлиять на Америку посредством усиления таким образом Японии..., согласимся, такая идея не является тривиальной. Тема прозорливых разведчиков, которые раскрадывали немецкие планы до того, как они ложились на стол исполнителям, едва ли не из письменного стола фюрера, это уже общее место. Однако если мы обратим внимание, что же конкретно докладывала разведка, репутация ГРУ как организации-багдадского вора несколько потускнеет. Депеши ГРУ постигла судьба предсказаний Ванги: все помнят сбывшиеся прогнозы, но мало кто помнит их все. В частности, 29 декабря 1940 г. В Москву отправляется доклад следующего содержания: «Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР. Война будет объявлена в марте 1941 г.» В марте разведуправлением сообщается: «Начало наступления на СССР — ориентировочно 20 мая» Но позже делается прогноз: «На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.» Еще 31 мая директор ГРУ Голиков доложил следующий расклад сил Третьего Рейха: «против Англии (на всех фронтах) 122–126 дивизий, против СССР — 120–122 дивизии, резервов — 44–48 дивизий». Такая расстановка была интерпретирована как подготовка к сдерживанию РККА на случай ее вмешательства в ожидающегося «Морского льва», операцию против Англии. Смотревшие «Брестскую крепость», наверное, помнят, как Кижеватов мучается сомнениями. Постоянно появляются новые сведения: война начнется завтра, в мае, в августе, не начнется вовсе… Пограничник в фильме терзался теми же вопросами, какие в реальной жизни не давали спать политикам и военным в Москве и Минске. Нужно отметить, что этот «белый шум» не был результатом криворукости и тупости разведчиков. Немцы совершенно осознанно вели игру в этом направлении. МИД Германии либо пел песни о мире, либо вообще молчал. Мобилизация была уже проведена, и вполне разумно объяснялась идущей войной с Британией. С другой стороны. Развертывание немцы вели долго (аж с января 41-го) и в несколько волн. Мобильные соединения, безусловно указывавшие на готовящийся удар, приехали последними и были засечены с запаздыванием.

Последние сомнения были разрешены в середине июня. 14 числа публикуется знаменитое сообщение ТАСС. Общий смысл: мы боремся за мир, слухи о напряженности отношений с Германией беспочвенны. Гробовое молчание немецких дипломатов определило дальнейшие шаги. 15 июня вводится в действие план прикрытия: войска начинают выдвигаться в назначенные районы. Слишком поздно!

Здесь я вынужден сделать обширное отступление. Страна и армия мирного времени должна выполнить два основных действия, чтобы действовать в полную силу. Во-первых, должна произойти мобилизация, т.е. призыв в ряды мирных граждан. По мобилизационному плану, РККА перед войной должна была разойтись до 8 млн человек. Национальная специфика была продиктована общей бедностью страны: мобилизации из народного хозяйства подлежал кроме людей также транспорт. Очевидно, что, допустим, механизированный корпус без автомобилей и тракторов недееспособен: нечем таскать артиллерию, подвозить снаряды, возить пехоту и т.д. и т.п. Советские мехкорпуса и так были неправильно сбалансированы, реально им требовалось куда больше вспомогательной техники. Но опоздавшая мобилизация делала положение просто катастрофическим.

Для примера. Из донесения командира 33 танковой дивизии: 18 июня 1941 г. Совершенно секретно Начальнику оргмоботдела штаба ЗапОВО Процент обеспеченности 33 танковой дивизии ГСМ: Бензозаправщики ....... - 7 % Водомаслозаправщики ....... - 9 %

Перевожу: в боевых условиях танковая дивизия уедет ровно на такую дистанцию, на какую хватит одной заправки (если она в баках уже есть, что тоже не факт, кстати). Дальше поедут 7 % техники, на которые есть заправщики, а остальные БТ и Т-26 станут очень большими железными пресс-папье. Самое обидное, что бензин как таковой вполне может и быть в природе. Только он находится в Соколке (городок под Белостоком, место расположения 33 тд), а воевать надо будет где-нибудь у Друскеникая, в 50 км на север, а то и вовсе прорываться из котла на восток (а до Минска около 200 км, между прочим). Имея налицо 7 % от положенных наливников, дивизия быстро утратит боеспособность, что и произошло в реальности. Бензозаправщики, скорее всего, где-то имелись. Только их надо было еще получить из народного хозяйства. Чего сделать просто не успели.

Второе, что должна сделать армия при сигнале о начале войны, это пройти развертывание. То есть, по-русски говоря, выйти на назначенные позиции. С развертыванием ситуация была не лучше. РККА оказалась разорвана на три не связанных эшелона. Собственно, у границы находился мизер, совершенно не достаточный для отражения наступления. Для наглядности – извольте внизу карту расположения войск на 21 июня.

Что мы тут видим? Мы видим компактно расположенные около границы немецкие войска, и размазанную в глубину РККА. При общем перевесе в силах у немцев и качественном превосходстве, такое расположение делало разгром войск Павлова неизбежным. При этом подвижные соединения фронта вполне логично собраны в центре выступа между Гродно и Суражем, откуда можно наносить контрудары в любом направлении, но это никак не компенсирует недостатка пехоты. Допустим, в 3-й армии только один стрелковый корпус может начать бой 22 июня, другой еще едет между Молодечно и Лидой. В общем, концепция запоздавших мобилизации и развертывания как основных причин разгрома РККА, на сегодняшний день довольно распространена. На современном уровне эту тему реанимировал А. Исаев, но поднимал ее еще А.Василевский. (буквально: «Не будет ошибочным сказать, что, если бы к тем огромным усилиям партии и народа, направленным на всемерное укрепление военного потенциала страны, добавить своевременное отмобилизование и развертывание Вооруженных Сил, перевод их полностью в боевое положение в приграничных округах, военные действия развернулись бы во многом по-другому») Когда вспоминают теорию Виктора Суворова о немыслимой концентрации РККА на границе, хочется попросить ткнуть в эту мегаконцентрацию пальцем. Реально, готовься РККА к страшному освободительному походу на Европу, она бы отмахалась летом 41-го даже при всех перечисленных недостатках. По колено в собственной крови, кладя троих-четверых за одного, отступив, вероятно, до Днепра-Двины, но отмахалась бы. Беда как раз в том, что на каждую советскую стрелковую дивизию шло две-пять немецких. В этих условиях мехкорпуса могли только подпирать распадающийся на глазах фронт пехоты и пытаться отодвинуть катастрофу. На Украине мехкорпусов было больше, «панцеров» меньше, поэтому развал Юго-Западного фронта начался только в августе. Западному же округу предстояло пройти via dolorosa уже в июне.

Массовая культура сформировала образ русских вооруженных сил, как очень многочисленного монстра, который всегда имеет численное преимущество над своими противниками. Это относилось к царской армии, которую на западе называли паровым катком, и такое отношение оттранслировали на РККА. Между тем, если мы все же поинтересуемся численным составом Западного округа и группы «Центр», останется только схватиться за голову. ГА «Центр» насчитывала примерно миллион двести тысяч человек. Если конкретизировать по армиям, то это, как выразился кто-то на ВИФе, сборище слонопотамов: 3-я танковая группа — 130 657 человек; 9-я армия — 382 273 человека; 4-я армия — 490 989 человек; 2-я танковая группа — 181 752 человека. Плюс части непосредственного подчинения группы армий. Западный фронт (весь) не дотягивал до 630 тысяч. Здесь кроется один из ответов на вопрос, куда подевались танки советских мехкорпусов. Их съели в основном не танки Гота и Гудериана, а пехота, артиллерия и саперы Клюге и Штрауса. Впрочем, и с танками в ЗапОВО был швах. Четыре мехкорпуса располагали в сумме 2141 штукой этих полезных аппаратов. В танковых группах Гота и Гудериана их (с САУ) имелось 3313. За обе стороны учитывается _боеготовая_ техника. Еще хуже дело обстояло с транспортом. У меня нет данных конкретно по ЗапОВО и ГА «Центр», но известно, что на 22 июня в РККА в целом имелось порядка 270 тысяч автомобилей и тракторов, немцы располагали 600 тысячами сказанной техники. Качественно сравнивать «полуторку» и с-х тракторы с трехтонкой «опель-блитц» и спецтягачами попросту бессмысленно. В СССР пришла армия, обладающая определенным техническим преимуществом.

Что имелось у вермахта и не имелось у РККА летом 41-го – это опыт крупных маневренных операций. Хоть какой-то боевой опыт, включая сомнительной ценности аншлюс западных Белоруссии и Украины имело около четверти советских офицеров (по Кривошееву), и еще меньшая доля рядовых. В вермахте обстрелянными бойцами было несколько миллионов человек, основная часть армии. Говоря о боевом опыте, следует держать в голове не только простые цифры. Немцы до СССР провели три стратегических маневренных операции, причем в одном случае (Франция) против противника, имеющего собственные крупные подвижные соединения и пытающегося ими активно манипулировать. У русских за плечами был в лучшем случае Халхин-Гол, сражение тактического масштаба, с десятками тысяч участников на каждой стороне (но, кстати, именно по итогам Халхин-Гола обратили внимание на Жукова и лучшего командарма 41 года М. Потапова). Финляндия дала опыт, который никуда кроме самой Финляндии и приложить было нельзя, по причине очень специфического театра боевых действий. То есть, немцам было, откуда взять и более квалифицированное командование, и более боеспособных рядовых и младших офицеров.

В общем плане «Барбаросса» группе армий «Центр» отводилось решение самых амбициозных задач. Соответственно, сама она была наиболее мощной в вермахте. Изюминками «Центра» было наличие сразу двух танковых групп (другие ГА получили по одной) и полевые армии-слонопотамы. Вермахт находился на пике возможностей. Поэтому как пехотные, так и подвижные дивизии были очень хорошо укомплектованы, все они состояли из 15-17 тысяч человек с полным парком техники. Хорошее оснащение позволяло определенную роскошь. К примеру, пехотные дивизии располагали моторизованными авангардами на базе разведбатов с броневиками и артиллерией. По уровню квалификации немцы тоже не имели равных. Можно сделать категорическое утверждение. В 30-е годы немцы произвели революцию в военном деле. Любой разговор об успехах вермахта в 39-42 г.г. теряет смысл без понимания этого факта. Как западные армии, так и РККА бОльшую часть войны провели в роли догоняющих. Уровень эффективности ведения боя уравнялся только где-то летом 44-го. Замечу, что лучшую эффективность вермахта по сравнению со всеми армиями антигитлеровской коалиции признали и наши, и западные аналитики (скажем, разбор боев в Нормандии через призму эффективности на тактическом уровне проводил Тревор Дюпуи в Numbers, Predictions and War). Пресловутый «блицкриг» представлял собою действительно очень эффективный набор приемов. Будучи наложен на высокий средний уровень образования в стране, и мощную военную традицию, он дал ошеломительный эффект.

В заключение нужно сказать о пользующейся «остаточной популярностью» теории Виктора Суворова. Его, нужно признать, не лишенная изящества гипотеза процвела на почве всеобщей неинформированности относительно предвоенных планов РККА и общей закрытости архивов. На нынешнем уровне знания эта теория, конечно, уже не смотрится. План целиком выложен вот тут: www.rkka.ru/docs/plans/zapovo.htm, я же процитирую избранные фрагменты.

"Общие задачи войск округа по обороне госграницы: а) упорной обороной полевых укреплений по госгранице и укрепленных районов: не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на территорию округа; прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание поиск округа;(…) в основу обороны войск положена упорная оборона укрепленных районов и созданных по линии госграницы полевых укреплений с использованием всех сил и возможностей, начиная с мирного времени, для дальнейшего их развития. Оборона строится на активных действиях с развитием в глубину. Всякие попытки противника к прорыву обороны немедленно ликвидируются контратаками войсковых и армейских резервов;"

Что все это значит. Опять глянем на карту. Если мы исходим из теории мощного освободительного похода на Варшаву и прочую Кенигсбергщину, то очевидно, что механизированные корпуса, основной инструмент глубокой операции, должны находиться где-то на краешке Белостокского выступа. Реально мы их наблюдаем строго в «дырке бублика», в районе самого Белостока. Это бессмысленно с точки зрения наступательной доктрины, но как раз подходит для контрударов: от Белостока можно попытаться парировать угрозу на любом участке выступа. Учитывая, что моторесурс у наших мехкорпусов ограничен, это решение просто разумнее некуда.

Резюмируя. В 41-м году в СССР вторглась лучшая армия мира. Сама Красная армия была очевидно слабее как количественно, так и качественно, причем положение усугублялось удачной дипломатической подготовкой неприятеля.

Фото. 1. В глубоком прорыве и бочки с бензином на прицепе повозить придется.

#54

Танк 7-й панцердивизии.

 

 

 

#54

 

2. Карта расположения войск перед войной. К великому сожалению, тезис В.Суворова о концентрации РККА у границы полностью неверен. В хорошем разрешении см. ее на rkka.ru

 

#54

 

3. 37-мм пушка немецкой 9 армии 22 июня на северо-западе Белоруссии. Танки советских мехкорпусов были выбиты не панцерами, они были выбиты толпой пехоты, артиллерии и саперов полевых армий.

#54

4. Ремонт самолетов. Скверное техническое оснащение ремонтных частей и аэродромов было одной из основных причин быстрой гибели советских ВВС.

 

#54

 

5. Начало войны. Немцы залегли, беженцы же с олимпийским спокойствием гонят мимо коров.

#54

6. Цветной немецкий военный.

#54

7. Форсирование речки вброд.

В описываемую эпоху Белоруссия выгибалась бубликом на запад. Этот изгиб образовывал выступ с цетром (и географическим, и административным) в Белостоке. Соответственно, с немецкой стороны изгибы границы обрамляют этот «балкончик» с северо-запада и юго-запада. На северном конце изгиба находится довольно крупный город Гродно. На южном краю, на самой границе – Брест. В середине основания выступа – Волковыск, узел дорог, на который в грядущем сражении оказалось завязано очень многое, дальше на восток – Новогрудок, и еще дальше – столица Белоруссии, Минск. Всё это серьезно заболоченная местность, причем на юге топи становятся такими непрохожими, что полностью отсекают Белоруссию от Украины. Дорожная сеть слабая, по сути, перехват буквально пары шоссе может иметь катастрофические последствия для защищающегося.

******

Вечером 21 июня произошло достаточно известное по мемуарам событие. Через Буг переплыл и сдался пограничникам немецкий солдат Альфред Лисков, не питавший бурного энтузиазма на тему похода на восток. Лисков сообщил сведения чрезвычайной важности. Нападение на СССР состоится утром 22 июня. Тем не менее, желание выгадать еще хотя бы несколько дней на запаздывающее развертывание, у Сталина оставалось. Поэтому Директива № 1 выполнена в осторожных формулировках.

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе; б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать; в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно; г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов; д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

То есть, команда «В ружье» была дана, но активных действий пока велено было не вести.

Черный день. Сектор Бреста, южная клешня

В Белоруссии даже этот осторожный приказ запоздал. В ночь на 22 июня внезапно прекратилась связь между штабом 4-й армии и округом. Своевременность обрыва проводов заставляет предположить, что автором этого события был спецназ вермахта, полк «Бранденбург». Как бы то ни было, «Директиву № 1» 4-я армия принимала уже под огнем. Наиболее скверным последствием этого обрыва было то, что в Брестской крепости оказались изолированы части двух дивизий – 6-й и 42-й. За несколько дней до этого бОльшая их часть была из крепости выведена, но дивизии оказались разрезаны «по живому», внутри находились медицинские, снабженческие, артиллерийские, инженерные и т.п. подразделения. Они вспомогательные, но без них дивизия становится ограниченно боеспособной. То есть, как модуль обороны 4-й армии эти части уже не могли быть использованы. В крепости 45 пд вермахта натолкнулась на неожиданно отчаянное и организованное сопротивление, но эпопея штурма есть отдельная большая тема, и здесь на ней подробно останавливаться нет возможности. Вокруг же крепости и в ней самой не происходило ничего хорошего. Немцы вели активный и успешный артобстрел, под прикрытием которого пехота и танки форсировали Буг. Это были части 2 танковой группы Гудериана и 4 полевой армии Штрауса, южный клин намеченных «канн», охватывавших Белостокский выступ. Что серьезно удивило немцев, сопротивление поначалу было очень слабым. Более того, первые несколько часов противниками их были почти только пограничники. Артиллерию было слышно только немецкую. У командиров вермахта даже возникло ощущение, что их заманивают в ловушку. Но это не было заманухой. Это было упреждением в развертывании. Журнал боевых действий 3 танковой дивизии резюмирует: «Впечатление о противнике равно нулю». Тем не менее, в первый день группа Гудериана забуксовала, преодолевая болотистый Буг. Лучше всего дело шло у частей, располагавших танками, оборудованными для подводного хода. Вальтер Неринг, будущий герой Висло-Одерской, заметил, что это был «великолепный спектакль, но довольно бессмысленный». Далее Неринг отмечает мужество пограничников и добавляет, что кроме них его частью почти никого пока и не встречено. Поскольку пехота Гудериана переправлялась быстрее танков, русские поначалу неправильно интерпретировали происходящее. Слона 2 танковой группы просто не приметили. Разведсводка Западного фронта за первый день числит на брестском направлении пехоту с одной-двумя танковыми дивизиями. Это была страшная ошибка. Ситуация, впрочем, смотрелась скверной даже если не знать о танках. Две стрелковые дивизии утратили боеспособность, а остальные части постепенно втягивались в бои с превосходящим противником. Павлов, которому казалось более опасным гродненское направление, повернул на юг один стрелковый и один прибывающий из резерва слабосильный механизированный корпус - 17-й.

Черный день. Сектор Гродно, северная клешня.

Под Гродно сейчас такая каша! – Симонов, «Живые и мертвые»

3 танковая группа и 9 армия на севере действовали быстрее и успешнее. В первый день пехота 9 полевой атаковала Гродненский укрепрайон. Если оборона Брестской крепости известна каждому школьнику, то мало кто в курсе похожей драмы, которую пережили солдаты Гродненского УРа. Два пулеметных батальона полковника Иванова, составлявшие гарнизон укрепрайона, вовремя получили приказ о занятии позиций, и в два ночи уже ждали супостата, хотя вряд ли с нетерпением. К сожалению, в современной войне бетонные бункеры не могли так же бодро, как в Первую Мировую, выкашивать толпы наступающих. Тем не менее, отдельные укрепления (в частности, ДОТ № 59 мл. лейтенанта Гуся) держались под авианалетами и артобстрелами до 28 июня. То есть, организованное сопротивление длилось не меньше, чем в Бресте. Но у защитников Гродно, к сожалению, не нашлось своих Смирнова и Алиева, которые рассказали бы подробную историю их "Фермопил".

Однако мужество защитников укрепрайона не могло остановить лавину. Пехота генерала Штрауса отломила слабый северный фланг 3-й армии Кузнецова. При плотности обороны 40 км на дивизию, об эффективной обороне говорить не приходилось. Для сравнения, фронт в 40 км позже занимала 62-я армия из десятка дивизий в Сталинграде, и там всем известно как тяжко шла битва. Но в отличие от южного фланга, на севере Павлов приготовил противнику целую серию контрударов.

Первой ласточкой стал 11-й мехкорпус Мостовенко. В поход ему удалось взять только половину сил (см. выше предвоенный рапорт командира 33 танковой дивизии. Это как раз часть корпуса Мостовенко), причем из-за отсутствия связи с командованием фронта, к границе он кинулся сам, выполняя план прикрытия. Это был, видимо, первый из многочисленных контрударов Отечественной.

Эти контрудары часто подвергаются остракизму со стороны историков как плохо подготовленные, но надо признать, что они были лучшим решением, чем ожидание стопроцентной готовности. Напрашиваются аналогии с Францией в 40-м году. Потомки Наполеона в аналогичной ситуации тупили, тормозили и в итоге обретали быстрый котел и разгром. Бившая лапками советская «лягушка в сметане» уже влияла на оперативную обстановку, иногда добиваясь даже серьезных успехов. Не в этот раз. Контрудар Мостовенко увяз в массе немецкой пехоты. Из-за несовершенной штатной структуры мехкорпусов, и еще большего несовершенства ее в реальности, танки действовали без поддержки пехоты и артиллерии, и быстро выгорали в боях. За день группа Мостовенко потеряла 180 танков, но успехов не добилась. Гродно был захвачен.

Прорыв у Гродно был не самым страшным. Главная беда разразилась еще севернее, в полосе Прибалтийского фронта. Герман «Папа» Гот планировал охватить Западный фронт, наступая через полосу Прибалтийского. И преуспел в том. Непосредственно в своей полосе его 3 танковая группа встретила буквально несколько русских батальонов. Командование Прибалтийского фронта в это время было с головой поглощено борьбой против своего основного противника – ГА «Север», и на затыкание прорыва к Алитусу и дальше на Вильнюс просто не оставалось ни сил, ни времени. 3 танковая группа скользила почитай в пустоте.

Итак. Что произошло 22 июня. Немцы создали три крупных прорыва. На севере, через почти не обороняемую полосу в Прибалтике наступает Гот, на восток, чуть уклоняясь к северу. Южнее, у Гродно, наступает пехота 9 армии, на юго-восток, к Слониму. То есть, в тыл Западному фронту. На юге, обтекая Брест, строго на северо-восток к Минску через Барановичи идет Гудериан и его 2 танковая группа. Что важно, Павлов этой угрозы пока не видит, думая, что вокруг Бреста одна пехтура. 4 полевая армия играет роль «слабого центра» этой конструкции (хотя, скорее не слабый, при ее-то численности, а просто медленный) и наступает на советские войска в Белостокском выступе в лоб.

В небесах

Борьба за господство в воздухе была проиграна ВВС КА быстро и тяжко. По большому счету, ловить там нам было нечего. Немцы имели лучшую матчасть, лучшую организацию, лучший уровень подготовки пилотов, лучшее всё. Тем не менее, неверно говорить, что авиация РККА полегла под внезапным ударом на аэродромах. Истории о летчиках, которые стоят на краю взлетки в подштанниках и уныло смотрят, как их самолеты жгут на земле, просто неверны. Немцев обычно встречала дежурная эскадрилья, и часто она сражалась вполне эффективно. Дело в другом. Техническое отставание СССР привело к худшему оборудованию аэродромов, меньшему их количеству и более вялой работе ремонтных служб. С другой стороны, советская авиация была хуже организована: авиачасти подчинялись сухопутным командармам, командующий ВВС фронта не мог массировать их на нужном участке. В результате немцы обрушивались последовательно на аэродромы разных частей и громили их поодиночке. Это и привело к массовой гибели самолетов и летчиков. Иногда на аэродромы вообще выходили сухопутные части противника. Вечером 22 июня главком ВВС фронта генерал Копец лично облетел часть своих аэродромов. Увидев своими глазами масштабы катастрофы, генерал застрелился. Вероятно, это был лучший исход, чем судьба сухопутного командования фронта.

Фото. 1. Мрачные реалии Остфронта, достреливание раненого.

#54

2. Хаос на переправе после авиаудара. В 44-м на этих же переправах будут гибнуть немцы. В 41-м на них гибли русские.

#54

3. Девушка в плену.

#54

4. Первые колонны пленных. Обратите внимание на обилие гражданских. С одной стороны, солдаты часто переодевались, чтобы избежать захвата, с другой, немцы прихватывали вообще всех, кто чем-то не понравился.

#54

5. Радисты в дороге.

#54

6. Убитый при контратаке. Винтовки, видимо, воткнуты в землю, чтобы трофейной команде было издали видно.

#54

7. Кажется, у арийца в руках букетик. Экий романтичный ариец.

#54

8. Алитус был прикрыт едва-едва, армия Гота прошла через заслоны как нож сквозь масло. Экипаж этого БТ защищался как должно, вон немецкий подбитый танк в отдалении виден, но эта доблесть уже мало что могла изменить.

#54

9. Поход на восток с самого начала не был легкой прогулкой.

#54

10. Этот КВ-2 предназначался для корпуса Мостовенко, но эшелон с техникой не упел доехать, разгрузился у Лиды, и где-то там был брошен без горючего.

#54

Контрудар Болдина

Вечером 22 июня Павлов должен был принять некое решение. Три прорыва требовали реакции. Гот на севере был опасен, но он действовал в полосе соседнего фронта, и до этой раны было просто далеко ехать резервам. Около Бреста была установлена только пехота с небольшим усилением танками. Оставался прорыв у Гродно. Он казался самым опасным, тем более что разведка углядела там крупные танковые части (откуда она их увидела, уже не спросишь, видимо, приняли за танки САУ поддержки пехоты). Оттуда немцы выруливали на район Волковыска, то есть в тыл 3-й армии, оттесняемой на юг, и 10-й армии, держащейся в центре. В общем, было решено наносить новый контрудар по щупальцу, тянущемуся через Гродно. У Павлова еще не был выложен на стол главный козырь: 6-й мехкорпус Михаила Хацкилевича. К этому корпусу Павлов присоединил то, что осталось от войск не преуспевшего Мостовенко, и 6-й кавалерийский корпус. Все эти силы были объединены в «группу Болдина». Болдин - это замкомфронта, прибывший для командования своим импровизированным войском из полосы 10-й армии.

23 июня в район южнее Гродно стали стягиваться назначенные войска. Марш 6-го мк был тяжелым, сопровождавшимся постоянными ударами авиации. Корпус Мостовенко изнывал под ударами неприятеля, и находился не в блестящем состоянии. Контрудар группы Болдина начался со встречных боев против армии Штрауса, поэтому в самой атаке участвовали не все назначенные силы. Необходимость выдергивать подразделения для подпорки пехоты привела к тому, что собственно контрудар получился достаточно слабым. Тем не менее, удар Болдина оказался спасительным для тысяч людей, чего ни сам Болдин, ни немцы знать еще не могли.

Здравствуйте, мы ваши палачи

4-я армия Коробкова (южный фланг фронта) откатывалась на северо-восток. Пока русские по-прежнему полагали, что на Четвертую наступает только пехота, усиленная одной танковой дивизией. Но утром 24-го числа немцы внезапно захватывают Слоним! Напомню, с северо-запада идет 9 армия от Гродно, и она уже форсировала Неман. То есть, для двух советских армий остается только узкая горловина для снабжения или хотя бы бегства. Гудериан, однако, увлекся. Направленный Павловым на юг резервный стрелковый корпус располагал некими силами для создания трудностей супостату. Передовые части 2 тгр оказались изолированы в Слониме, поскольку дорога была перехвачена. Гудериан в «Воспоминаниях солдата» бодро описывает этот эпизод в стилистике «и тут я проехал мимо русских как электричка мимо нищего». Но снабженческим колоннам двух танковых дивизий, которые пожгли на дороге, было не столь весело и прикольно.
Надо сказать, битва у Слонима напоминает некоторый bordello с обеих сторон. Немцы не знают, где две их танковые дивизии и что с ними происходит, но Коробков, командир 4-й армии, тоже ни черта не понимает, вдобавок, часть обойденных русских соединений ломится на восток по немецким тылам, полевые командиры обеих сторон несколько часов орудуют в меру собственного разумения.

В этих столкновениях происходит событие огромной важности. Группа 155-й стрелковой дивизии натыкается на дороге на небольшой немецкий моторизованный отряд, видимо, штабной. Немцев частью перебили, частью выдавили с шоссе, и на трупе какого-то офицера обнаружили штабную карту. Карту переправили Павлову. Это был удар топором по темени. На направлении Брест-Слоним Павлов видел три значка «PzK». Танковые корпуса. 24, 46, 47. Здравствуйте, мы за вами. Авиаразведка дополняла – немецкие бронеколонны были замечены в Слуцке, и даже неподалеку от Минска! Страшная опасность вызвала однозначную реакцию. Павлов отправляет командирам 10-й и 3-й армий директиву следующего содержания:

«Сегодня в ночь с 25 на 26 июня 1941 г. не позднее 21 часа начать отход, приготовить части. Танки — в авангарде, конница и сильная противотанковая оборона — в арьергарде. 6-й механизированный корпус первый скачок — район Слоним».

Нужно сказать, что командарм-10 Голубев отдал приказ на общий отход своих войск еще до получения приказа от Павлова. Видимо, это связано с тем, что на его тылы уже выруливала даже не мото- а обычная пехота. Кузнецов, командарм-3, начал организацию отступления сразу, получив приказ. Котел мог замкнуться и раньше, но этому помешала группа Болдина со своим не очень успешным, но замедлившим продвижение супостата контрударом. Поскольку штаб Павлова уже не имел связи с войсками, организация прорыва легла на плечи армейских командиров.

Прорыв

Потеря Слонима означала перехват последнего крупного шоссе в тылу двух армий. Проселки у русских еще оставались. Но чтобы прорваться на восток, надо было форсировать несколько речек, в том числе Щару и Зельвянку. Это неглубокие и неширокие, спокойные равнинные реки, но берега их топки, пойма широкая и грязная. А мосты не факт, что могли выдержать тяжесть танков и артиллерии. Но попытаться было нужно. Благодаря ударам Болдина, немцы не сразу смогли перейти к преследованию. Армия Кузнецова сумела оторваться на несколько десятков км. 27 июня армия могла бы отступать спокойно. Но угроза нарисовалась оттуда, откуда ожидать ее было сложно. Как уже было сказано, немцы постепенно выходили на тылы находившейся в южной части котла 10-й армии. 27 числа от Слонима вперед были выброшены части 29 моторизованной дивизии. Идея была создать «наковальню» у переправ на Щаре и удержаться до подхода основных сил. Здесь немцы опять увлеклись. Все-таки два батальона, составлявшие ехавшую к Щаре группу, были слишком малочисленны для такой амбициозной задачи. Оба батальона были окружены и с трудом пробились обратно на юго-восток. Из-за общего хаоса мы даже не знаем, кто спас остатки 3-й армии. Предполагают, что в роли бога из машины выступили остатки 6-го мехкорпуса. Если так, то разгромленное соединение нанесло настоящий удар из могилы. Но 3-я армия не полагалась только на помощь соседей. Одушевленные мужеством отчаяния, остатки армии нанесли серию ударов по выстраивающимся немецким заслонам. И пробили их! Остатки 11-го мехкорпуса Мостовенко лидировали борьбу за переправы через болота и речки. Немецкая «наковальня» распалась на несколько очагов. Через широкую топкую пойму Зельвянки на восток утекали длинные колонны людей и техники. Перейдя Зельвянку, 3-я армия распалась надвое. Командование армии и остатки 11-го мехкорпуса ушли на восток, командование 4-го стр. корпуса повернули на юго-восток к Слониму, еще не зная, что тот захвачен. Соответственно сложилась и их судьба: свернувшая к Слониму колонна погибла, пошедшая с Кузнецовым и Мостовенко уцелела. Она пробилась к Новогрудку, сбив по пути еще один заслон. Без техники, с массой раненых, но живые.

Голубев со своей 10-й армией прошел не менее тяжелый путь. Генерал начал с того, что собрал остатки своих сил в компактную группу, подчинил остатки разбитого мехкорпуса Ахлюстина и провел разведку пути. Надо сказать, эта разведка оказалась настолько эффективной, что Хейдорн, немецкий исследователь истории белорусский котлов, даже предположил наличие у Голубева в котле разведывательных и связных самолетов. Шедшая «ежом» группа буквально расколола 134 пд немцев, закрывавшую путь. Утром 27 июня остатки мехкорпуса атакуют на марше другую дивизию. От Волковыска к Зельве ломилась достаточно мощная группировка с бронетехникой и даже артиллерией. Любопытно, что на крыши автомобилей русские часто вывешивали флаги со свастикой. Это должно было смущать (и часто вправду смущало) немецких авиаторов. То была дикая гонка. Прорывающиеся должны были выйти к переправам через Зельвянку и Щару прежде крупных сил немцев, и сбить заслоны раньше, чем котел обожмут как следует. По головам ходила немецкая авиация. Подбитые автомобили и танки сбрасывали с дороги. Кое-кто ушел с основной линии отступления и сумел прорваться в Пинские болота. В частности, туда углубился командир 7-й танковой дивизии Борзилов с остатками своих людей. Большая часть армии Голубева так и легла в этих боях. Немцы постоянно воздвигали на ее пути новые редуты, авиация выбивала транспорт и даже бронетехнику. Лишь немногим удалось прорваться. Среди этих немногих был и сам Голубев.

30 июня у деревни Клепачи состоялся бой отряда выходивших из окружения русских против немецкой засады. Местные жители рассказывали опросившему их уже в наше время исследователю Д.Егорову, как в ходе этого столкновения ручной гранатой был уничтожен советский танк. Взрыва боеприпасов не последовало: их не оставалось. Из подбитого танка извлекли мертвого командира 6-го мехкорпуса Михаила Хацкилевича. Так завершился боевой путь еще неделю назад мощного механизированного корпуса.

Прорыв 30 июня стал последним удачным рывком. После этого немцы зачистили Белостокский котел. Но мучения прорвавшихся через Зельвянку и Щару не кончились. Выйдя к району Новогрудка, они обнаружили, что из одного котла попали в другой.

Последний поезд из Минска.

Рана не здесь, а вот где! – Кутузов из «Войны и мира», указывая на разрыв фронта

Как ни скверно развивались события в Белостокском выступе, неприятности только начинались. Котел в выступе был «пехотным», его северной клешней была 9 полевая армия. Но оставалось еще и глубокое вклинение 3 танковой группы, шедшей практически в пустоте между потерявшими локтевую связь развертывание Западным и Северо-Западным фронтами. Закрыть эту дыру было практически нечем. Стрелковые части ЗФ пешком просто не успевали к участку прорыва. Однако незавершенное создавало своего рода незапланированные резервы. Одним из таких резервов стал 44-й стрелковый корпус. 23 июня корпус в эшелонах прошел Минск. Город в это время усердно бомбили, настолько усердно, что безо всяких уличных боев инфраструктура белорусской столицы была парализована уже 24 числа, а сам город серьезно разрушен. 44-й ск, проехав горящий Минск, создал заслон. Корпус усилили пулеметные батальоны в ДОТах на подступах к городу, но положение его было крайне шатким: соседей с флангов не было вовсе, а фронт корпуса был очень длинным.

В Минске творились ужасы. В городе скопилась масса беженцев. Из-за бомбежек не работал водопровод, не было электричества, транспорт функционировал рывками, пожары тушить не успевали. Гот не испытывал желания лезть в уличные бои. 26 июня была перерезана железная дорога на Борисов, т.е., немцы уже были восточнее. Хотя 44-й ск отбил одновременно прошедшую атаку на свои позиции, это не меняло общей поганой тенденции. На немцев пытались воздействовать авиацией, но плотно прикрывавшие армию Гота истребители не давали ей нанести достаточно тяжелые потери.

В конце дня 26 июня штаб ЗФ отправил в Ставку свое знаменитое донесение: «До 1000 танков обходят Минск с северо-запада. Противодействовать нечем.» Хотя «тысяча танков» - несколько преувеличенная оценка вышедшего к Минску корпуса, по сути верно: Минск оказался островом в бурном море обходящих его с двух сторон танковых и мотопехотных кампфгрупп. Именно там и тогда, кстати, погиб Гастелло. Те, что еще считанные дни и даже часы боролись, не давая немцам завершить окружение, бились за время. Время, необходимое для эвакуации гражданских, раненых, заводского оборудования и т.д. и т.п. Главный результат тарана Гастелло, в общем, не тот, что он кого-то на шоссе убил, а тот, что немцы проваландались на шоссе сколько-то минут, разгребая мешанину из советского самолета и своих автомобилей, и под падающий шлагбаум из Минска успело уехать больше людей.

27 числа жидкий заслон к северо-западу от Минска, наконец, развалился. Тем не менее, остатки этого заслона продолжали виснуть на панцердивизиях как собаки на штанах почтальона. 100-я стрелковая дивизия, в будущем одно из элитных соединений РККА, добилась даже довольно значимого успеха: агрессивно контратакуя, она на два дня перебила коммуникации 7 танковой дивизии, попутно завалив ветерана всех кампаний вермахта полковника Роттенбурга. Упорно не желавшие накрываться белой простыней и ползти в сторону кладбища части продержались еще сутки. Но это не могло продолжаться вечно. 28 июня в 16-00 Минск был взят. К 29 числу остатки защищавших его войск откатились от окраин разрушенного города кто на восток, кто на запад.

Тогда же завершился последний организованный Павловым контрудар. Это было столкновение в районе Лиды 21-го стрелкового корпуса с еще одним тянущимся в сторону Минска щупальцем армии Гота. Поскольку 21-й ск наступал, так получилось, строго навстречу противнику, столкновение переросло во встречное сражение, в котором все преимущества были у более маневренного немецкого корпуса.

Фотографические карточки.

#54

1. А сейчас мы Вас убьем. Оберст Ротенбург за пару часов до гибели. Полковник был ранен во время боя с бронепоездом, поехал в тыл, и по дороге был дострелен снайпером (по другой версии просто неизвестно кем убит). Посмертно стал генералом.

#54

2. Карта непосредственно котла.

#54

3. Одно из первых дел новой администрации Минска - свалить памятник Ленину. Рядом - советские пленные.

#54

4. То, что в диких условиях лета 41-го многие подняли руки, неудивительно, и кто будет их осуждать. Тем ценнее те, кто рук не поднял. Этот БТ пошел на прорыв, и некоторое время ехал по колонне, на которую случайно выскочил, пока его не уничтожили гранатами.

#54

5. Щара. "Птица-тройка" пыталась переправиться через мост, тот подломился, и танки попробовали пройти так. Не удалось. Эти машины потом только ленивый немец не сфотографировал.

#54

6. Разбитая техника 6 мехкорпуса. Почти все соединение Хацкилевича погибло, сам он был убит на прорыве и долго считался пропавшим без вести.

#54

7. Горящий Минск. Город был основательно разрушен еще до уличных боев, погибло "всего" около тысячи человек, но инфраструктура была уничтожена почти наглухо.

#54

8. Бабушки-беженки идут мимо уничтоженного танка БТ-7А.

#54

9. Захваченная гаубица Б-4. Это мощное орудие могло оказаться серьезным аргументом, но его застигли при транспортировке. Ствол отсутствует не потому, что оторвало, его отдельно везли.

#54

10. Немцы и подбитые тридцатьчетверки, силуэты танков плохо, но видно.

 

Теперь вырисовывалось еще одно окружение, к северо-востоку от первого, и к западу от Минска. Туда попали те части, которые из-за задержки развертывания просто не успели к раздаче в Белостокском выступе, и те, кто откатился на восток во время борьбы в первом котле. Гудериан несколько подотстал, занимаясь войной против прорывающейся армии Голубева, и теперь наверстывал упущенное. 29 июня его группа установила связь с армией Гота. От большой радости немцы слегка постреляли друг друга (своя своих познаша не сразу). Однако Быстрый Хайнц был несколько разочарован: в Минск вошел не он. Поэтому Гудериан ничтоже сумняшеся бросил часть сил дальше на восток, к Борисову. Гот пребывал в легком бешенстве. Сам-то он создал прочную северную стенку котла от Лиды до Минска. А Гудериан на пространстве от Барановичей до того же Минска оставил силы совершенно недостаточные, так что теперь русские утекали через найденные дыры в сторону Припятских болот, на Слуцк и южнее. Туда же пробивались те, кто после выхода из Белостокского котла сохранил еще силы идти дальше. Причем первое время русские отходили даже не с боями, а спокойно выезжали из окружения моторизованными колоннами (авиаразведка Гота докладывала, например, о десятикилометровой колонне грузовиков). Действия Гудериана вызвали явление на сцену командующего группой армий фон Бока с кинг-сайз страпоном. Быстрому Хайнцу напомнили о его основной задаче.

Между тем в котле произошли изменения. Поскольку немецкая пехота еще топала пешком с запада, а то и вовсе дочищала Белостокский котел, у окруженцев было некоторое время на то, чтобы организовать прорыв. Возглавил эти мероприятия Василий Кузнецов, без преувеличения, наиболее сильный полководец советской стороны в белорусском сражении. Необходимость вторично пробиваться из котла не обескуражила этого командарма. Прорыв начался в ночь на 2 июля и стал блестящей операцией Кузнецова. Русские проломили заслон, воздвигнутый на их пути 17 танковой дивизией вермахта. Мало того, выходящие из окружения даже брали по дороге пленных и трофеи (sic!). Через несколько дней они пробились на восток у Рогачева. В середине июля из мешка выбрался и Мостовенко с остатками своей группы. Надо сказать, что когда мы вспоминаем массы пленных лета 41-го, не нужно забывать и о другой стороне: тысячи людей, упрямо идущих на восток по вражескому тылу, неделями питающиеся подножным кормом, ночующими на сырой земле (в буквальном смысле сырой, болота кругом) - и всё это без всякой уверенности в успехе.

Для Кузнецова это окружение не стало последним. В сентябре генерал попал в печально знаменитый Киевский котел. И тоже из него прорвался. Дальше на его пути было много окружений, но вот роль в них у Василия Ивановича была уже другая: это был, к примеру, Сталинград. А в 45-м году боги войны ухмыльнулись генералу во все зубы: его солдаты брали Рейхстаг. Но это всё в будущем, а пока...
Новогрудский котел дожил до 8 июля. В этот день в оперативном отчете группы «Центр» прозвучали слова «Бои за Белосток и Минск закончены».

Результаты

Успех сражения в Белоруссии привел немецких командующих в состояние некоторой эйфории. 3 июля начальник немецкого генштаба Гальдер записал, буквально: "Не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней". Достижение действительно был очень значительным. Естественным следующим ходом немцев была эксплуатация прорыва. Две танковые группы вытянулись выводком змей в сторону Смоленска. По дороге они отбили еще один контрудар советских мехкорпусов. Маневренное сражение под Сенно и Лепелем было кратким, ожесточенным и печальным для Красной Армии. Два мехкорпуса, выскочивших навстречу наступающим, по сути, повторили судьбу бившейся о более сильного противника группы Болдина.

Всего в сражении за Белоруссию погибло и попало в плен 341 073 советских солдат и офицеров. Это очень высокие цифры, поражения в битвах на окружение позже редко давали такие тяжелые результаты. Даже крупные котлы вроде Умани или Мелитополя были значительно меньше по масштабам. Мрачный рекорд белорусских котлов превзошли, похоже, только Киев и Вязьма. Потери немецкой стороны были значительно ниже. Мне так и не удалось докопаться до каких-то точных цифр, есть только неполные данные и только за июнь (советские потери приведены также за первую декаду июля). Примерные прикидки дают около 15 тысяч погибших солдат и офицеров вермахта, с учетом традиционно заниженных данных в десятидневках.

Сомнительное преступление, несомненное наказание

Дмитрий Павлов не видел ни сражения у Лепеля, ни последовавшей за ним Смоленской битвы. Он был арестован 4 июля вместе с группой командиров Западного фронта, включавшей начштаба Климовских и начартиллерии Клыча. Поскольку командующий авиацией фронта застрелился, перед трибуналом предстал командир 9-й авиадивизии Черных. Генералы были после непродолжительного следствия осуждены и расстреляны. Поначалу Павлову и его группе шили предательство, но в ходе следствия версия о заговоре отпала, и в итоге осталась формулировка «проявили трусость, бездействие, нераспорядительность, допустили развал управления войсками». Сейчас, когда мы в состоянии оценить ситуацию относительно спокойно, имея на руках относительно крупный массив информации, можно сказать: Павлов не заслужил расстрела. Более того. Конкретные решения неудачливого комфронта были вполне рациональны, на том уровне информированности, который у него был. Да, он долгое время игнорировал угрозу со стороны Бреста. Но какие у него были основания вообще полагать, что там есть какая-то угроза? Как только разведка открыла действительные силы и намерения противника по трофейным картам, реакция командующего Запфронтом последовала незамедлительно и была совершенно правильной. Решение же на контрудар группой Болдина – вполне классическое. И, надо сказать, более умное, чем действия коллеги Павлова, Кирпоноса, на Юго-Западном фронте. Кроме того. Даже будь Павлов военным гением, неизбежно приходишь к выводу, что при исходном соотношении сил в полосе ЗапОВО и опоздавшем развертывании, коллапс Западного фронта был попросту неизбежен. Первый пункт в списке ответов на вопрос «кто виноват?» – противник. ГА «Центр» имела попросту больше людей, эти люди были в среднем гораздо лучше подготовлены и как минимум не хуже оснащены, чем солдаты и офицеры Западного фронта. Размазанность сил ЗапОВО в глубину сделала запрограммированное поражение запрограммированным избиением. Но не Павлов несет ответственность за эту размазанность. Решение на старт мобилизации и развертывания – не только военное, но и политическое, его не вправе принимать самовольно не только командующий фронтом на месте, но даже начальник генштаба или нарком обороны. В частности, указ о мобилизации подписывает Председатель Президиума ВС РСФСР. То есть, ошибку, серьезно усугубившую провал, допустило политическое руководство страны и лично И.В. Сталин.

Должен обозначить два тезиса: с одной стороны, вождю было крайне сложно избежать этой ошибки (противник сознательно и умело работал на то, чтобы она была допущена), с другой - допустил ошибку именно он. Зная, какое бурление говн всегда вызывает фамилия Сталина в любом контексте, прошу учесть: мое личное отношение к ИВС здесь вторично и третично. Как натуралист: пишу что вижу. В общем, можно констатировать, что Павлов пал жертвой более эмоциональной реакции, чем трезвого обдумывания ситуации. Замечу, что в дальнейшем высшее политическое руководство страны охолонуло, и аналогичные истории позже происходили очень редко. Хотя К.Качанов, Командарм-34, успел пасть жертвой неврозов советского руководства после контрудара под Старой Руссой, но позже даже Д.Т. Козлов после катастрофы Крымского фронта в 42-м году относительно тихо и мирно поехал командовать армией, а после, не справившись и с этим, был сослан на Дальний Восток.

Руководство ВВС фронта не смогло наладить какую-то осмысленную контригру. Копец не оказался на высоте положения, но едва ли до войны это мог предсказать хоть кто-то, включая и самого Копца. В любом случае, он ответил за свои ошибки уже вечером 22 июня судье куда более серьезному, чем кто бы то ни было из людей.

Почему?!

Естественно, главный вопрос состоит в том, почему РККА настолько быстро и оглушительно потерпела катастрофу, если СССР сознательно готовился к войне долгое время. Зачастую публицисты и историки, занимающиеся этим вопросом, сосредотачиваются на какой-либо одной причине. Между тем, истина в том, что РККА рухнула не по одной причине, она рухнула по всем причинам сразу. В Белоруссии 1941 г. и на советско-германском фронте вообще вермахт обладал рядом преимуществ. Это численное превосходство в людях, а также количестве и качестве транспорта. Это упреждение в мобилизации и развертывании. Это боевой опыт и в целом более качественно подготовленные вооруженные силы. В совокупности это не давало РККА шансов на успешное ведение приграничного сражения, даже будь Павлов непревзойденным стратегическим гением. При этом, РККА продемонстрировала характер, и сражалась успешнее, чем наши союзники. Нашему национальному самолюбию, безусловно, не льстит соотношение потерь ~25:1 в Белостокско-Минском котле. Но нужно понимать, что это лучшее, что смогла продемонстрировать антигитлеровская коалиция к 41-м году. Кампания во Франции (не говоря о Польше и Балканах) кончилась значительно плачевнее в смысле соотношения потерь. Притом, что союзники действовали в более выгодных стартовых условиях: несколько месяцев на Западном фронте не велось активных действий, так что об упреждении в развертывании говорить не приходилось, и армии Бенилюкса, Франции и Британии действовали даже при своем численном превосходстве.

Шок от первого удара был силен. Но к счастью, это не было последнее сражение войны.

1. Гражданские зачем-то пошли к огнеметному танку, их отгоняют фельджандармы.

#54

2. Учебный бомбер и боевые истребители на Минском аэродроме.

#54

3. 6-й мехкорпус выходит на позиции.

#54

4. Погибший советский танк и его экипаж.

#54

5. КВ-2 перевернулся на мосту.

#54

6. Немцы в костюмах Адама и КВ.

#54

7. Погибшие на дороге беженцы.

#54

8. В Вальгаллу со свитой, обратите внимание на задний план.

#54

9. Харизматичный командир.

#54

10. Общая карта сражения.

#54

 

Мы умеем умирать стоя, это то, в чем мы – лучшие. - WH 40000, imperial guard.

Пролог. Июль-сентябрь.

После разгрома Западного фронта в июне 41-го, в немецких штабах установилось исключительное благодушие. Фраза Гальдера насчет победы над Россией, одержанной в две недели, хорошо известна. Если бы руководство СССР продолжало действовать классическими методами, это было бы правдой. Однако именно летом 41-го Ставка приняла несколько сильных решений.

Первым решением стала широко известная эвакуация промышленности на восток. Грандиозная акция, насколько мне известно, аналогов в мировой истории не имеющая. Особую остроту происходящему придает то, что подобных мероприятий не планировали заранее. Это была дикая импровизация, и подозреваю, что ее авторы казались сами себе психами со справкой. Фактически ведь что надо было проделать? Фактически надо было взять город, перевезти его на смешное расстояние тысячи в две километров, и собрать на новом месте. По дороге категорически нельзя ничего потерять, потому что, если вы перевезли как надо авиамоторный завод, но вдруг куда-нибудь дели эшелон с металлорежущими станками, завод продукцию давать не будет. То же, кстати, касается персонала. Причем никого не скребет противодействие неприятеля. Скажем, Запорожье эвакуировали даже не под бомбежками, а под артиллерийским обстрелом. Ну, а разбомбленные ж/д узлы, «Ю-88» висящие над головой, и закупорка дорог едущими навстречу эшелонами с войсками - это просто норма жизни. Между прочим, масштаб и скорость эвакуации отлично показывает действительную эффективность администрации СССР 40-х годов. Вознесенский, Ванников, Малышев, Каганович и Шверник были, кажется, парнями покруче Ли Якокки.

Второе правильное решение было очень жестоким. Но, видимо, лишенным альтернативы. Называлось оно «перманентная мобилизация». Поясню. Изначально не предполагалось формирование крупных формирований по ходу войны. Создание дивизии или корпуса требует массы подготовленных офицеров, времени на обучение подразделения, его слаживание и сколачивание. И всё равно такая часть будет слабее даже несколько потрепанной дивизии, где большинство солдат и офицеров уже имеет боевой опыт. В стандартной ситуации проще пополнять уже имеющиеся на фронте части. Но в 41-м фронт стремительно поглощал целые армии. От полнокровных частей за несколько недель оставался номер и хорошо, если еще штаб. Поэтому в бой пошли конскрипты, сведенные уже в новые дивизии взамен разбитых. Борис Шапошников, полковник еще царской армии, в июле сменивший Жукова на посту начальника Генштаба, развил кипучую деятельность по формированию и переформированию свежих соединений. Птенцам перманентной мобилизации не хватало… да сложно сказать, чего же у них было в избытке. Дивизии с большими номерами имели усеченный артиллерийский полк, им недоставало транспорта, пулеметов, раций. Командиром часто оказывался спешно произведенный в полковники майор или выдернутый из тыла генерал интендантской службы. Сроки подготовки и слаживания были чрезвычайно ужаты. К примеру, ленинградская 2-я дивизия народного ополчения имела на сколачивание неделю. Это крайний пример, но дивизии, имевшие один-три месяца на подготовку, были типичны. Командиры и солдаты смотрели друг на друга, и в глазах у них плескался ужас. Но.
Но именно эти части посадили на рожон тех, кто кинулся к столу вкушать салатики на поминках Красной армии. У Шапошникова не было особенного выбора. Немцы пока были просто лучше, и их нужно было либо остановить сейчас какой угодно ценой, или потом… или просто не будет никакого «потом».

Кстати. «Перманентная мобилизация» не была разработана на ровном месте. Более того, в мировой истории есть известная буквально всем и каждому крупная война, в которой был применен подобный метод. Это Вторая Пуническая. Ганнибал в короткий срок перемолол шесть консульских армий, и то, что делали римляне в ответ, прямо скажем, очень напоминает меры Шапошникова: бешено строгаемые легионы с увеличенной долей легковооруженных бойцов и загребанием на фронт всех, включая освобожденных для такого случая рабов. Несомненно, что хорошо образованный Борис Михайлович был осведомлен об этих событиях. Впрочем, у него имелся и более близкий пример: действия французов на завершающей стадии Франко-Прусской войны. Эта тема привлекла внимание еще довоенного советского теоретика А.Свечина, и покойный (пал жертвой 37 года) мыслитель ухитрился своими разработками помогать родной стране даже из могилы.

На фронте в это время творились дела темные и страшные. Смоленское сражение, бои на Лужском рубеже и центральной Украине поглотили остатки механизированных корпусов. Те могли хоть как-то маневрировать, и позволили прорвать котел под Смоленском и пресечь сползание к катастрофе под Дубно. Но в июле они просто кончились. В результате РККА ближайшие несколько месяцев попросту не могла наносить противнику удары стратегического масштаба. Пока шла эвакуация, пока противник располагал нерастрепанными ударными кулаками, Рабоче-крестьянская Красная армия должна была, по старинной формуле, стоять и умирать. И она стояла. И умирала.

Перед гонгом

После сражения за Киев, о значении которого много спорили уже в 41-м году, и продолжают спорить по сей день, немцы могли спокойно заняться подготовкой удара на Москву. Общий перевес в силах и на порядок более высокая мобильность позволили приготовить наступление, не оставлявшее русским шансов на успех. По крайней мере, в первом раунде. Из четырех танковых групп наступлением на Москву должны были заняться три. 1-я осталась под Ростовом, 2-я вернулась на Московское направление от Киева. 3-я получила длинный перекур после Смоленского сражения, и теперь окончательно привела себя в порядок. 4-я танковая группа претерпела значительную эволюцию. Ее управление и часть дивизий перебросили на Московское направление втайне, оставив радиста с характерным «почерком» под Ленинградом. Это был удачный ход, русские не смогли идентифицировать 4-ю тгр до начала наступления. Русские могли мало что противопоставить этому сосредоточению. Западный и Брянский фронты за время того же «перекура» могли только усилить свою оборону полевыми укреплениями. Но отбиться от удара тремя танковыми армиями при помощи полевой обороны было невозможно. Прежде всего из-за неизвестности относительно неприятельских планов и нехватки собственных сил. Немецкого удара ожидали на шоссе Ярцево-Москва, и исходя из этого размещали резервы. Но такая игра в угадайку была изначально обречена на провал. Чтобы не развлекаться рулеткой с шестью патронами в барабане, требовалось или иметь крупные подвижные соединения (но они были разбиты летом), или самим действовать активно, и заставлять неприятеля реагировать на наши телодвижения (но на это не хватало возможностей). Советское командование пыталось решить эту проблему созданием специфического формирования – Резервного фронта, развернутого за спиной Западного. По идее, это было вполне рациональное решение (и, например, в 43-м под Курском аналогичная идея «сыграла»), но осенью 41-го она не сработала.

Немецкий план был вполне логичен и даже изящен. Предполагалось сначала отсечь от Москвы войска, защищающие дальние подступы к ней, перемолоть их в котлах, после чего гигантскими клещами охватить уже саму Москву, и спокойно добить окруженную столицу. При многочисленности группы армий «Центр» (аж два миллиона человек), эта задача была вполне выполнимой. Другое дело, что о формирующихся в глубине Союза многочисленных армиях Гальдер (нач. генштаба) и фон Бок (командующий группы «Центр») просто не имели понятия. Любопытно, что Гальдер еще летом отметил появление на фронте дивизий нового формирования, но из вполне разумного анализа не было сделано никаких практических выводов. Скорее всего, мозг немецкой армии счел, что даже если из глубины СССР кто-то еще приедет, перемолоть этих слабо обученных конскриптов будет делом простым.

Фото. 1. Смерть и разрушение.

#54

2. Налет на Москву.

#54

Молния, бьющая в Кремль - сброшенный на парашюте светильник, тонкие трассы - работа зениток.

 

 

#54

3. Красноармейцы в траншее, октябрь.

 

#54

 

4. Солдат мотоциклетного батальона (на что указывает модный плащик) рядом с подбитым танком. Видна дыра в борту от попадания снаряда, а под гусеницами тридцатьчетверки - свидетельство ненапрасной смерти.

#54

 

 

5. Место, думаю, конкретизировать не надо.

#54

6. Фельджандарм.

#54

7. Подбитые тридцатьчетверки.

#54

8. Парень из французского легиона вермахта.

Двойная катастрофа

30 сентября началось немецкое наступление. Оно должно было поставить эффектную точку во всей войне. Вместо шоссе Смоленск-Вязьма, где супостата ждали с распростертыми, немцы ударили севернее (3-й танковой армией) и южнее (4-й танковой). Вдобавок, дальше вниз, южнее Брянска, началось наступление 2-й танковой армии (Гудериан), который бил серпом на северо-восток. Поскольку танкового напарника у «Быстрого Хайнца» не было, он должен был почти в одиночку совершить охват, и выйти к Брянску навстречу своей пехоте. Пехтура должна была идти на Брянск строго с запада, по короткому маршруту. Попытка остановить танковую армию контрударом стрелковой опергруппы провалилась. Спешно подброшенный резерв просто утонул в прорывающихся на восток мобильных частях. Проломив полевую оборону, Гудериан разделил свою армию: один корпус в пустоте ломанулся к Орлу, два других повернули на север, к Брянску.

Ставка, однако, не собиралась уныло ждать своей участи. Во-первых, в пожарном порядке началось укрепление Тулы. Во-вторых, к участку прорыва был по воздуху (что было достаточно необычно для РККА 41-го) переброшен воздушно-десантный корпус. Вместо заброски в неприятельский тыл, десатников использовали как мобильную пожарную команду. Орел был уже потерян (когда немцы въехали на улицы, жители поначалу даже приняли их за своих), поэтому десантники должны были задержать неприятеля между Орлом и Мценском. Заодно туда же выдвинулась 4-я танковая бригада пока еще малоизвестного полковника Михаила Катукова.

Именно Катуков сумел отвесить вермахту первую серьезную оплеуху Московской битвы. Командующий 4-й тбр здраво рассудил, что жесткое укладывание себя под каток бессмысленно, но коль скоро противник наступает ушедшими от тылов подвижными группами, можно попробовать «иглоукалывание» по флангам. Для полной радости, наступающая на Мценск дивизия Лангемана пренебрегла разведкой. За что и поплатилась. Катуков организовал на маршевые колонны серию фланговых атак. В результате увлекшаяся наступлением на Мценск дивизия была избита до полного ай-яй-яй. Гудериан в мемуарах объяснял происшедшее превосходством Т-34 над немецкой техникой, но вообще-то это полная лажа: под Дубно и Гродно сотни тридцатьчетверок были успешно перемолоты, а здесь внезапно обнаружилась их сильномогучесть. Дело было все-таки в тактических ошибках Лангемана и эффективной контригре Катукова.

Однако Мценск был ложкой меда в огромной бочке дегтя. Через два дня после Гудериана в наступление перешла «сладкая парочка» - 3-я и 4-я танковые армии. Их действия по смыслу походили на прорыв к Минску: рывок на восток и смыкание клещей за спиной советской пехоты. Здесь противодействовать нацистам было просто нечем. Сопротивление тех, кто оказался на острие удара, было достаточно жестким (к примеру, Белый немцы сходу не взяли, хотя городок атаковали две тд разом, а защищало его чуть больше тысячи человек), но спасти это сопротивление, увы, никого не могло. Конев попытался противодействовать набухающему котлу, как и его коллега Еременко под Брянском – контратакой частью резервов и сдерживающими действиями другой части. Эффект контрудара был, к сожалению, столь же невелик, как и на юге. А вот сдерживание, опять же, более-менее удалось. Благо, у Ивана Степановича был толковый зам – новый редут на пути немецких танкистов в районе Гжатска возводил Константин Рокоссовский.

Кольцо Вяземского котла замкнулось 7 октября. Брянского – за сутки до этого. В окружение попали основные силы не только Западного и Брянского, но еще и Резервного фронта.

Над бездной

Итак, три фронта рухнули. На Московском направлении зияла брешь в 800(!!!) километров шириной. Полевые армии группы «Центр» зачищали леса вокруг Вязьмы и Брянска, танковые – сдавали позиции пехоте и готовились прорываться дальше на восток. У Ставки имелось дней десять, которые были нужны немцам для перестроения. За это время Шапошникову предстояло или что-то придумать, или завернуться в простыню и поползти в сторону кладбища. Последний вариант никто не рассматривал, поэтому началось энергичное латание дыры.

8 октября остатки трех фронтов возглавил Жуков. В этот момент сопротивление противнику оказывали только небольшие подразделения, оставшиеся вне котлов или подтянувшихся к ним (вроде бригады Катукова) и авиация. Но фронт воссоздавался, по принципу «Я его слепила из того, что было». Одним из источников пополнения стали офицерские училища. Те самые широко известные подольские курсанты в том числе. Это было решение кошмарное, но, видимо, необходимое. Офицер, даже будучи еще курсантом, это специалист, подготовленный значительно лучше среднего пехотинца. Строго говоря, разматывание офицерских училищ в качестве пехотных полков – жест отчаяния. Но было отчего впасть.

Другим источником пополнений стали резервы и части с других направлений. Как раз перед катастрофой готовился прорыв блокады Ленинграда, и Шапошников, скрепя сердце, приказал перебросить полдюжины приготовленных дивизий под Москву. Заодно перебросили кого можно с юга. Среди этих «кого можно» оказался, кстати, один из важных участников будущего контрнаступления – кавалерийский корпус Павла Белова.

Также в роли спасителей Москвы выступили части, пробившиеся из котла. Немцы обжали окружение менее плотно, чем обычно. Они рвались на восток, пытаясь достигнуть Москвы до осенней распутицы или хотя бы до морозов. Поэтому зачистка котлов была организована менее тщательно, чем, допустим, под Киевом, и велась меньшими силами. По этой причине часть окруженцев осела прямо в тех же лесах в качестве партизан (позднее они стали костяком мощных партизанских отрядов в Брянских лесах), а часть вырвалась, причем многим подразделениям удалось вытащить даже артиллерию! Например, 53-я стрелковая дивизия всего на несколько часов разминулась со своим «ловцом», дивизией СС «Дас Рейх» и выскочила к своим в районе Медыни почти в полном составе.

Надо сказать, командиры окруженных частей вполне разделили участь своих солдат. Еременко был вывезен из Брянского котла тяжело раненным, командовавший прорывом из Вяземского котла генерал Лукин был также тяжко ранен (ему пришлось ампутировать ногу) и попал в плен.

Примечание. Михаил Федорович Лукин был одной из наиболее тяжелых потерь Вяземского котла. Энергичный и квалифицированный командир мог стать звездой масштаба Рокоссовского или Черняховского. Увы, не сложилось. В плену, как отмечали сослуживцы, Лукин вел себя очень достойно, и стал неформальным лидером группы товарищей по несчастью, пленных генералов. По возвращении из плена он не только спокойно прошел фильтрационный лагерь, но даже был награжден за энергичное и искусное управление войсками в 41-м. Умер в 1970 г.

Заодно для возведения забора на пути группы «Центр» задействовали многочисленные орудия ПВО Москвы. Полки зениток росчерком пера переквалифицировались в противотанковые. Кстати. Когда читаешь о мерах по латанию дыры перед Москвой, невольно вспоминается, как уже немцы пытались заткнуть прорыв перед Берлином во время Висло-Одерской операции. Меры, надо сказать, почти полностью идентичны, за, пожалуй, двумя основными исключениями. Во-первых, РККА не использовала «фестунги», т.е., приготовленные заранее с расчетом на круговую оборону города и городки на узлах коммуникаций. С некоторой натяжкой можно признать таковым разве что Тулу. Надо признать, впрочем, что РККА осени 41-го просто не располагала достаточным количеством людей для использования такого приема. «Фестунг» все же предполагает некое число людей, кого не жалко. Осенью 41-го Шапошникову и Жукову было жалко любого, кто мог держать винтовку. Понимаю, что это звучит для кого-то свежо и оригинально (очень многим врезалась в память фраза Веллера, приписанная Жукову, про «бабы новых нарожают»), но факт просто был тот, что лишних людей у русских в Подмосковье не было. Собственно, на восьмое число Жуков располагал примерно ста тысячами человек, которым можно было что-то приказать. Понятно, что из немецкого тыла еще пробивались окруженные, но в качестве элемента обороны они выступать пока не могли. Диалог с Буденным: «Кто прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец? – Пока ехал туда, кроме трех милиционеров в Медыни никого не встретил».

А пока шли переброски, немецкое наступление тормозили маневренной обороной. Русские располагали Можайской линией полевых укреплений, заблаговременно построенной на случай как раз таких ситуаций. Задачей тех, кто стоял на пути у немцев, было прикрыть развертывание «тонкой красной линии» на этих укреплениях. Немцам противостоял пакет танковых бригад (наиболее шустрые части, добравшиеся до места действия скорее пехоты), усиленных окруженцами. Они продержались где до 11, где до 15 октября, а потом постепенно откатились на Можайскую. Собственно, главной их задачей было не героически лечь под гусеницами, а мешать немцам ехать под губную гармошку в походных колоннах. Что и было достигнуто.

Немцы прорывались к Москве двумя клешнями. Рейнгардт (3-я танковая армия) и Гепнер (4-я танковая) совершили довольно любопытный маневр. Находясь строго к западу от Москвы, они повернули на Тверь (Калинин), т.е. отклонились к северу, чтобы охватить Москву с северо-запада. Гудериан, соответственно, шел на Москву через Тулу с юго-запада. Пространство между танковыми армиями заполняла пехота. Соответственно, главная угроза исходила от неприятельских флангов, протянувшихся вперед аки щупальцы. Их и тормозили в первую очередь.

Именно октябрьские сдерживающие бои стали звездным часом Панфиловской 316-й дивизии. По большому счету, журналисты, доведшие реальный подвиг до абсурда, оказали солдатам 316-й медвежью услугу, сделав из настоящего успешного оборонительного сражения эпическую карикатуру о прокалывании вилами бензобака БТР. В действительности, всё было интереснее. Рокоссовский, в чью армию входила дивизия Панфилова, сумел правильно определить направление немецкого удара, и накачал дивизию артиллерией по самое не могу. Панфиловцы располагали 207(!!!) орудиями. Вместо штатных шестнадцати 76-миллиметровок (основной противотанковый аргумент), дивизия имела их семьдесят девять. К обычному комплекту из восьми 122-мм гаубиц добавили аж тридцать более мощных 152-миллиметровок. Панфилов свалившимся на него счастьем распорядился толково. Позднейший широко «распиаренный» бой у Дубосеково – это в действительности далеко не самый результативный бой дивизии, и скорее он укладывается в формулировку «рутинная боевая работа», не вполне успешная, к тому же. Бой в октябре был более удачен, хотя немцы атаковали панфиловцев полновесной танковой дивизией, прорыва не случилось, вместо этого вышло медленное отжимание 316-й на восток с тяжелыми потерями.

Однако построить непробиваемую оборону на немногочисленных свежих соединениях и измученных окруженцах было трудно. Немцы постепенно выбили русских с Можайской линии обороны. Накал этих сражений был чрезвычайным. Многие соединения, успешно пробившиеся из котлов под Брянском и Вязьмой, погибли уже на Можайском рубеже. «Тонкая красная линия», возведенная Жуковым, постепенно расползалась. В середине октября пала Тверь. Москва находилась на осадном положении. В городе на короткий срок возникла паника. С другой стороны, для вермахта эти сражения тоже не оказались легким путешествием. Ударные кулаки медленно, но верно стачивались. Первый звоночек уже прозвенел: обходивший Москву с юга Гудериан не смог взять Тулу, и теперь медленно огибал город, торчавший у него на фланге бельмом на глазу.

Немцы не зря пытались дойти до Москвы прежде распутицы. 19 октября начались проливные дожди. Погода превратилась в лесника из анекдота, который выгнал из лесу всех. Как кисло заметил Типпельскирх, «даже так называемые шоссе стали непроезжими». Тыловые колонны наступающих надрывали пупок, но продирались через грязь медленно и печально. Война практически застопорилась до начала ноября. С одной стороны, немцы больше не наступали, но с другой, для тех частей, которые еще пробивались из окружения или просто отходили, распутица стала проклятием: приходилось бросать застрявшую технику.

Примечание. Об ополчении. Дивизии народного ополчения начали формировать еще в июле. Первоначально их направили вовсе не на фронт, а на Можайскую линию, строить укрепления и заниматься боевой подготовкой. Средний уровень физической подготовки и ополченцев был несколько ниже нормы. Однако на ДНО ставили кадровых офицеров. Причем это были далеко не худшие офицеры, например, герой Союза за Финляндию, полковник с ласковой фамилией Угрюмов, или еще один «финн», полковник Живалев. Перед вступлением в бой ополченческие дивизии переформировывались по штату стрелковых. Кроме того, Ставка постаралась предварительно дать ополченцам понюхать пороху так, чтобы не убить: в боях под Ельней в начале сентября участвовали сводные отряды от разных ДНО по нескольку сот человек. Под Ленинградом таких тренировочных выходов не было, зато там ДНО придавались группами танки КВ. С оружием ситуация была двойственной: некоторые части комплектовались по принципу «возьми, убоже, что нормальной части негоже» (известны, например, фото ополченцев с пулеметами времен Первой Мировой), а некоторые наоборот, обильно оснащались самозарядными винтовками вместо обычных карабинов-трехлинеек. В общем, надо признать, что по сравнению с фольксштурмом 45-го ополчение 41-го выглядит очень круто. К концу осени 41-го, получив опыт предельно жестких боев, бывшие ДНО быстро стали неотличимы от обычной пехоты РККА.

Слайды.

#54

 

1. Михаил Катуков. Его бригада, усиленная полком пограничников, на пальцах показала ценность взаимодействия, тщательной разведки и войны по уставу. Может быть, звучит банально, но по факту организовать все это было не очень простым делом. 4-я тбр сумела одной из первых, и стала первой гвардейской.

#54

2. Немцы берут в плен экипаж тридцатьчетверки, протаранившей Штуг-3. Обе машины вышли из строя, судьба пленных неизвестна.

#54

 

3. 11-я танковая дивизия наступает.

#54

4. Занятное фото, речь толкает лидер советских баптистов. Баптисты поддержали Отечество, а по причине их пацифизма самолет, построенный на баптистские средства, был санитарный.

 

#54

5. Раненый немец в московском госпитале.

#54

6. Ну, известное фото, да. Самопальный истребитель танков ЗиС-30.

#54

 

7. Полковник Петр Стефановский. До войны летчик-испытатель. Не легендарный, но вполне внушающий уважение счет: 4 сбитых.

 

#54

8. Трофейный советский трактор тянет немецкий автомобиль.

#54

 

9. Подмосковное депо, изготовление бронепоезда.

Раунд второй. Черта глубины.

Немцам октябрь принес, конечно, блестящий успех. Была за короткий срок развалена крупная группировка русских. Но главная цель, Москва, еще маячила впереди, а забор из осколков и обломков армий быстро превращался в прочный частокол. Собственные силы подходили к исчерпанию, пехота держалась, а вот возможности танковых и мотопехотных дивизий были боями уполовинены. Предполагалось, что положение русских еще хуже, поэтому задачи войскам ставились на пределе возможностей. Общее настроение выразил командующий группой «Центр» Федор фон Бок: «в настоящий момент обе стороны напрягают свои последние силы и что верх возьмёт тот, кто проявит большее упорство. Противник тоже не имеет резервов в тылу и в этом отношении наверняка находится в ещё более худшем положении, чем мы». В этот момент в резерве группы армий имелся один полк(sic!).

Советская сторона чувствовала себя лягушкой в сметане. Гарантий успеха, понятно, не было, но лапками били отчаянно. Не обошлось и без жестоких мер. Ошибки, простительные в иных условиях, сейчас могли стать фатальными. 4 ноября за отступление без боя и без санкции командования с позиций перед Рузой, был расстрелян командир 133-й дивизии полковник Герасимов. В Москве свирепыми мерами пресекали мародерство в покинутых жителями домах. Правительство выехало в Самару, но Сталин и генштаб остались в столице.

Немцы ждали холодов. Вопреки впопулярному стереотипу, «генерал Мороз», пока температура была умеренно ниже нуля, помогал как раз вермахту. Раскисшие дороги схватывались, небольшие речки можно было через некоторое время форсировать по льду. Четвертого ноября вожделенные заморозки наступили. Немцы, впрочем, задержались еще на некоторое время, налаживая коммуникации. 15 ноября гонг, наконец, прозвенел, и группа армий «Центр» вновь сорвалась с места.

Однако глубокого прорыва не получилось. С одной стороны, группа «Центр» была уже не торт: октябрь дался ей довольно дорого, парк техники просел, люди были измотаны. С другой, к защитникам Москвы начали массово присоединяться свжесформированные и переброшенные с Дальнего Востока войска. Они прибывали по Транссибирской дороге, поэтому их запомнили в качестве сибирских дивизий. Но это были и части с Дальнего Востока, и сформированные в центральной России, и даже среднеазиатские войска. А кроме того, Ставка готовила вермахту сногсшибательный суприз: в тылу заканчивали формирование восемь армий, больше 400 тысяч солдат и офицеров. Те, кто защищал подступы к Москве, должны были, аки персонажи вестерна, держаться, пока не приедет кавалерия.

В общем, ноябрь прошел в диком фехтовании полками и бригадами. На юге Гудериан так и не сумел взять Тулу, хотя стучался в нее со всех сторон и полуокружил этот город, превратившийся в опорный пункт. До конца ноября ему удалось прорваться в обход Тулы аж к Кашире. Немцы находились восточнее Серпухова. Для замыкания кольца вокруг 50-й армии у Тулы надо было пройти буквально считанные десятки километров. Он не мог пройти эти километры. А восточнее, у Рязани, уже сосредотачивалась резервная 10-я армия, чего Гудериан просто не знал. На северо-западе 16-я армия Рокоссовского постепенно отходила под нажимом 3 танковой армии немцев, но отступала организованно, не теряя управления, огрызаясь контрударами. При отходе за Истру, люди Рокоссовского взорвали шлюзы водохранилища, смыв неприятельские переправы.

В конце ноября наступил кризис жанра. Немцы прорвались в Яхрому, это уже меньше 30 км от Москвы. Разведка дивизии «Дас Райх» доехала аж до Химок! Ситуация была критической, но генштаб, имея под рукой свежие армии, очень неохотно подбрасывал резервы в войска, бьющиеся у ворот Москвы. Немцы должны были сами дойти до цугундера. Начинался декабрь. Гитлер шпынял фон Бока, заявляя, что его не удовлетворяют успехи вермахта. Тот огрызнулся, сообщив, что будет рад любому успеху в любом направлении. Начштаба армии Гудериана, увидев спущенные сверху планы наступления, воскликнул: «Сейчас не май, и мы не во Франции!» Вермахт натянулся как струна. Битва напоминала схватку инвалидов. Обе стороны испытывали ужасающий недостаток в людях и технике. Ни Жуков, ни фон Бок практически не спали. Это был момент величайшего напряжения. Гальдер уныло констатировал: «войска совершенно измотаны» (летом этот парень писал про выигрыш войны в две недели, ага). Наступающие стихийно, без приказа, остановились, где-то четвертого, где-то пятого декабря. Поднять их на новое наступление было невозможно, и фон Бок принял решение отложить окончательный удар на Москву на несколько недель. Но этих недель у него не было. Именно 5 декабря Ставкой на весы были брошены восемь армий.

Окоченевшая вражда

Дорогая жена, здесь ад. Они начали наступать. - рядовой Фольтгеймер, 6 декабря.

Что надо понимать. Вермахт в этот момент был мякенький. Неудачное наступление привело к тому, что у наступающих в тылу скопилась масса поломанной или поврежденной в боях техники. Боевая численность (это те солдаты, которые непосредственно бегают в атаку, в норме их примерно половина в дивизии) просела. Да, бОльшая часть убыли – это раненые, которые еще вернутся в строй. Но воевать-то надо здесь и сейчас. Те, что остались, вымотаны физически и психически. Топлива нет. Запчастей нет. Боеприпасов мало. Именно этого эффекта добивался начальник генштаба Борис Михайлович Шапошников. Пока Жуков, стиснув зубы, парировал сыплющиеся на Западный фронт удары, его шеф со стоическим спокойствием копил резервы. В принципе, рассматривался и тот вариант, что немцы сами введут в бой какие-то мощные резервы. В этом случае свежие формирования должны были поглотить энергию удара, и, вероятно, сражаться на улицах Москвы. Но сообщения с фронта были достаточно оптимистичными: удары группы «Центр» постепенно слабели, и к концу ноября неприятель выдохся совсем. 5 декабря резервы русских пошли в бой.

У русских не было крупных подвижных соединений. Максимум – танковые бригады и кавалерийские корпуса. Соответственно, создавать крупные котлы было трудно, чтобы не сказать невозможно. Однако это не значило, что вермахту будет легко. Любопытно, что немецкая разведка вскрыла некоторые из советских ударных группировок. Авиация честно докладывала, например, о резко возросшем трафике на дорогах в районе Дмитрова. Дмитров – городок к северу от Москвы. Там сосредоточилась 1-я ударная армия героя Белоруссии Василия Кузнецова. Однако немцы восприняли эти новости как переброску войск со спокойных участков для локальных контрударов. Здесь автор принимает позу крайнего удивления, и вопрошает, почему Гальдер, еще летом отметивший массовое формирование на советской стороне новых соединений, к зиме вдруг исключил возможность их появления. При том, что слабоумием начальник генштаба Третьего Рейха не страдал, такая беспечность просто непонятна. Видимо, он полагал, что если что-то и сформировали, оно уже всё легло на Можайской линии.

Советский солдат скачет мимо брошенного немецкого танка.

Как бы то ни было, 5 декабря контрнаступление стартовало. Один удар обрушился на 3-ю 4-ю танковые армии в районе Клина, севернее Москвы. Он не привел к окружению глубоко вклинившихся немецких войск: наступление шло сравнительно медленно. Но неприятель был принужден к быстрому отходу. Отход означает, что техника, которую нельзя эвакуировать, бросается. Наступающим остаются склады. Наступающим остается броне- и прочая техника. Наступающим остается артиллерия. К 20-м числам декабря 3-я танковая армия обладала сильно, в несколько раз просевшим артиллерийским парком. 6-я танковая дивизия совсем «обезлошадела», в ее составе осталось 0 (ноль) танков. В свою очередь, изъятие техники означает падение огневой мощи и общее ослабление войск. А это – снова увеличение потерь. Из-за высокой убыли людей, чтобы держать фронт в передовую линию ставятся спешенные танкисты, артиллеристы без пушек и тыловики. Не имея пехотной тактической подготовки, они сами гибнут в большом количестве.

Примерно то же произошло под Тверью. Медленное, но неумолимое наступление, брошенная на дорогах техника, высокие потери обеих сторон. Но бодрее всего дело пошло под Тулой и Ельцом. Гудериан глубже всех вклинился в оборону русских в ноябре, причем его фланги никто не прикрывал. В результате «быстрый Хайнц» начал отход сам, не согласовав его с командованием, а в районе Ельца, на его крайнем правом фланге (на юге), русские и вовсе окружили один из корпусов его армии. Командующий 134-й пд, генерал Кохенгаузен, от тоски застрелился в котле. Тем не менее, стрелялся генерал несколько преждевременно, дойч-окруженцы прорвались, оставив мясо на зубьях капкана. Вся эта история с быстрым откатом от Тулы стоила Гудериану должности. Причем Гальдер буквально пригвоздил «отца блицкрига»: «потерпел полное банкротство».

Наступление постепенно распространялось по фронту. Советских военачальников часто упрекают в том, что московское контрнаступление проводилось «растопыренными пальцами» на широком фронте. Из-за этого, по мнению критиков, битва и не увенчалась отсечением и уничтожением крупных сил немцев. Однако, зная общую обстановку на фронте, и зная, что было на руках у командующих фронтами, мы можем отмести эти обвинения. Во-первых, главного инструмента маневренной войны – танковых и моторизованных корпусов и армий – у РККА не было. Кавалерия обладала довольно ограниченными возможностями, как в смысле подвижности, так и в смысле ударной силы. В результате вместо прорыва в глубину обороны и перехвата коммуникаций получались полупартизанские рейды всадников и лыжных батальонов. Пехота в большинстве случаев просто не могла, не успевала окружать неприятеля. Имеющиеся возможности, надо признать, были использованы на сто процентов. Тактические воздушные десанты, операции партизан и кавалерийские рейды заставляли отступающих немцев пусть не капитулировать в котлах, но продавливаться сквозь сито. С другой стороны, широкий фронт наступления выбивал из игры большее количество немецких подразделений.

В конечном счете, той зимой ударам подверглись и части, на Москву не наступавшие, но страдавшие от тех же проблем, что и группа «Центр». К примеру, десант в Крыму выбил немцев с Керченского полуострова, надолго отсрочив падение Севастополя. На фронте группы армий «Север» удалось отсечь в районе Демянска несколько дивизий (в т.ч. знаменитую «Мертвую голову»). Сказанную «Голову» вскоре привели в соответствие с названием, дивизия потеряла вокруг Демянска две трети состава.

Фотокарточки.

#54

1. Немцы готовятся к атаке, начало октября.

#54

2. Пленный немецкий солдат.

#54

3. Замена движка в штуге.

#54

4. Прокладка кабеля.

#54

5. Батюшка указует путь партизанам.

#54

6. Запомните нас живыми. Через месяц после того, как была сделана фотография, этот экипаж погиб.

#54

7. Камень в стене.

#54

8. Подбитый ленд-лизовский "Валентайн" на Истре. Первые из этих танков пошли в войска как раз осенью 41-го.

#54

9. Типичная ситуация Московской битвы. Изрядное количество техники немцы были вынуждены просто бросить из-за нехватки топлива и запчастей. Многие - с некритичными поломками или даже целые. Вскоре эта техника пошла в бой в противоположном направлении.

#54

10. Комментариев не будет. Разве что обратите внимание на обилие фотоаппаратов у зрителей.

 

Контрмеры. «Ни шагу назад», тётя Ю и угловые столбы

Первой реакцией Гитлера было снятие голов. Постов лишились 35 немецких военачальников. Ни один командующий группой армий не пережил зиму в прежнем статусе. Однако одними кадровыми перестановками добиться успеха было нереально. На стратегическом уровне новым решением стал приказ «Ни шагу назад». Аналогии с зимним путешествием армией Наполеона витали в воздухе, попав даже на страницы официальных приказов. Распоряжение о жесткой обороне не было простой прихотью фюрера. Как раз те армии, которые уперлись рогом, по факту понесли меньшие потери и сдали меньшие территории. Гитлер и Гальдер не останавливались и перед очень жесткими мерами. Так, был со скандалом снят с должности и изгнан из армии без права ношения мундира Гёпнер, командир 4-й танковой армии, самовольно отведший своих гёпников от Вереи.

На уровне командиров поля боя было на лету разработано решение, позволявшее сохранять устойчивость фронта. Речь шла об «угловых столбах». Намечались опорные пункты (чаще всего небольшой городок на узле коммуникаций), куда при прорыве фронта отводилась часть войск с тем, чтобы держать этот «столб» в полуокружении или даже совсем в кольце. Для обеспечения живучести в этих фортах заранее создавались артиллерийские позиции, долговременные огневые точки, склады и т.д. и т.п., всё с расчетом на круговую оборону. Снабжение осуществлялось по воздуху. Вообще, «воздушные мосты» были крайне эффективной штукой. Существует мнение, что во многом «тётушки Ю» - транспорты Ю-52 – и спасли группы армий «Центр» и «Север» от разгрома. Удерживать эти опорные пункты немцам также помогало общее превосходство в гаубичной и противотанковой артиллерии. С другой стороны, болезненные проблемы с тактикой и плохая подготовка пехоты РККА пока не давали раскалывать «угловые столбы». Массовое их сокрушение – это уже следующая военная зима. А пока «столбы» висели гирями на ногах наступающих, а часто становились базой для фланговых контратак.

Реанимированное наступление

В начале января 1942 г. русские начали второй раунд наступления. Общей целью новой операции было соединение нескольких армий у Вязьмы и окружение основных сил груупы «Центр». Опорной плитой вермахта на этом этапе стала 9 полевая армия. После экстерминатуса, постигшего немецких старших командующих, армию возглавил Вальтер Модель. Он развил кипучую деятельность по удержанию своих позиций. Поначалу инерция советского удара сохранялась, удары западнее и южнее Ржева привели к образованию огромного изгиба фронта – Ржевского выступа. Хотя основную задачу – перехват коммуникаций 9 армии – русские выполнить не смогли, 9 армия немцев оказалась обжата на сравнительно узком пространстве. Как эта дуга выглядела в начале 42 года. Линия фронта, шедшая, в общем, с северо-запада на юго-восток, в районе Вязьмы делала резкий изгиб, образуя длинный выступ на север. Вязьма находилась ровнехонько в основании выступа, Ржев – точно в северной части. К юго-западу от Вязьмы находился огромный партизанский район.

Надо сказать, задачи РККА ставились на пределе человеческих возможностей. Необходимо было без паузы наступать по снегу, наступать войсками, истощенными в первой фазе контрнаступления. Однако группа армий «Центр» была довольно близко подведена к окружению и разгрому. Русские подошли вплотную к главной тыловой магистрали 9 армии – шоссе Вязьма-Ржев. Фронты Конева с запада и Жукова с востока были близки к последним дорогам, по которым снабжалась армия. Но постепенно наступление выдыхалось. Немцы удерживали Оленино в качестве «углового столба» в северо-западной части выступа. То есть, русские к западу от Ржева не только угрожали фланговым ударом, но и сами находились под угрозой симметричного нападения. Другим прыщом торчал Юхнов на юго-восточном краю дуги. Положение было крайне неустойчивым. Жуков решил пойти на авантюру.

В районе Вязьмы в немецких построениях имелся разрыв. В этот разрыв была введена группа 33-й армии Ефремова с задачей во что бы то ни стало взять Вязьму. Одновременно к Вязьме по немецким тылам шел конный корпус Белова. Что было хорошего в кавалерии, она бензин не потребляла, так что от снабжения зависела не столь остро. Любопытно, кстати, что потеряв в предыдущих боях большую часть артиллерии, Белов использовал «подножный корм» - трофеи и брошенные осенью в Вяземском котле пушки. Конники находили даже 203-мм осадные гаубицы! Но увы. Вязьма взята не была, немцы запечатали разрыв, и группа Ефремова была отсечена. Сам Ефремов, несколько раз раненный, застрелился, но его группа уничтожена не была, она присоединилась к партизанам, как и часть корпуса Белова.

Всё это были уже затухающие колебания. В апреле 42-го началась распутица, и сражения к западу от Москвы прекратились. В пассиве у русских оставался неспиленный Ржевский выступ, в активе – собственно, тот факт, что это был выступ, а не длинный фронт недалеко от Москвы.

Сочтено, взвешено…

Москва стала первым масштабным поражением вермахта. Армия, летевшая как кирпич, наконец, встретила адекватного противника. Поражение не сопровождалось толпами пленных, ни одна армия Рейха не была уничтожена. Но это был тяжкий удар, особенно после постоянных триумфов. Потери матчасти оказались невосстановимы. За зимовку группа армий «Центр» лишилась, в частности, больше четырех тысяч танков, 120 тысяч автомобилей и 180 тысяч лошадей. Это означало, что большие маневренные операции для вермахта летом затруднены. И действительно, как мы знаем, летом 42-го вермахт наступал уже не на трех направлениях, а на одном, южном. По сути, кстати, все контрнаступление было обеспечено тем, что у немцев на несколько месяцев выбили из рук их меч-кладунец, танковые и мотопехотные дивизии.

Людские потери РККА оказались значительно выше, чем у противника. Увы. Более совершенная тактика вермахта никуда не делась. Как никуда не девалось и техническое превосходство. В частности, транспортной авиацией в таких количествах, чтобы снабжать окруженные «угловые столбы», русские просто не располагали. Как не располагали и таким количеством тяжелой артиллерии, как противник. Это, однако, как ни дико прозвучит, лучшее, на что сподобилась до начала 42-го года не то что РККА, а вся антигитлеровская коалиция вообще. До сих пор отмахаться от вермахта вообще никому не удавалось. Никак. И типичным соотношением потерь было что-нибудь вроде 50:1, как во Франции. А здесь не просто отбились, а даже погнали, хотя и не очень далеко, в среднем километров на 150-200.

Любопытна эволюция отношения нашего генштаба к крупным подвижным соединениям. Летом 41-го, после гибели мехкорпусов первого формирования, решили, что адекватных командиров такого уровня очень мало. Исключения (Катуков, Рокоссовский) не делали погоды. Решили «жить по средствам» иобходиться бригадами. Зимнее наступление показало, что танковый корпус таки нужная вещь. По итогам первой части контрнаступления под Москвой решили, как выразились на ВИФе, плакать, колоться, но есть кактус: в мае 42-го первые танковые корпуса пошли в бой под Харьковом.

Победу под Москвой добыли мучительно, ее результатом не стал полный разгром вермахта, или хотя бы группы армий «Центр». Однако СССР удержался над бездной, и получил шанс еще побороться. Война уже никогда не превращалась в избиение «тонких красных линий», как летом и осенью 41-го. Чуть пародируя Черчилля, Московская битва не была ни концом Третьего Рейха, ни даже началом конца. Но это был конец начала.

 

#54
1. Немецкий пулеметчик на позиции. И в поражении немцы оставались стойким и умелым противником.

#54

2. Самое страшное после проигранного сражения - это выигранное сражение (С: герцог Веллингтон)

#54

3. Рейд. Кавалеристы Белова на привале в тылу противника.

#54

4. Вова Егоров, сын полка.

#54

5. С новым годом!

#54

6. Брошенная техника.

#54

7. Псы войны, маскхалаты носят все.

#54

8. Бомбоубежище.

#54

9. Раритетный Т-35, дотянувший до зимы.

 

Горе тому кто обманулся – Сунь-Цзы 

22 июня обыкновенно не ассоциируется ни с чем хорошим. Начало самой кровопролитной нашей войны и ее кошмарные первые месяцы не настраивают на оптимистический лад. Но именно 22 июня, с разницей ровно в три года началась битва, в ходе которой Красная Армия самым жестоким образом обошлась со своими недавними мучителями.

Примечание. Если кому-то покажется, что я беру кое-что из википедии, то это не вполне лишено основания, но мне можно, примерно на 90% статью на википедии написал как раз я.

К концу весны 44-го положение на Восточном фронте было двойственным. С одной стороны, русские добились впечатляющих успехов: немцы отступали практически беспрерывно десять месяцев. С другой, ситуация была отнюдь не безоблачной. Наступления весенней кампании застопорились, упершись в разнообразные естественные и рукотворные оборонительные рубежи, а главное, стало отчаянно не хватать людей. Русских обыкновенно изображают как немыслимо многочисленную массу, которую бей не бей, она меньше не становится, но именно весной 44-го мобилизационные резервы СССР и Рейха практически сравнялись. Если бы война продолжилась в стиле не то что 41-го года, а хотя бы 43-го, у нас попросту кончились бы люди. Великая Отечественная превратилась бы в печальное позиционное змагание по принципу «кто раньше сдохнет», а посылка на фронт 16-летних солдат стала бы нормой по обе стороны фронта. О Берлине можно было бы забыть, а людей позиционные мясорубки пожрали бы еще больше, чем реальное освобождение Европы. Это было бы «На Западном фронте без перемен» в советском изводе. В общем, ситуацию нужно было переламывать.

Как ни парадоксально, местом перелома был избран участок, казавшийся не особенно перспективным. В восточной Белоруссии немцы сидели довольно прочно, попытки выковырять их оттуда зимой 43-44 принесли только местные успехи, хотя долбили выступ довольно усердно. Потери в этих битвах были сравнительно небольшими по меркам немыслимо кровавой войны, но и толку от них оказалось немного. Тем не менее, Ставка решила попробовать обвалить немецкий фронт именно там. На Украине весной добились больших успехов, зачистили Крым, освободили Одессу, но там же теперь сидел целый выводок немецких подвижных резервов, и перспективы дальнейших ударов в том направлении были, мягко говоря, неочевидными. После зимне-весенних боев в Прибалтике и на Украине, группа армий «Центр» сидела в этаком «балконе» выступом на восток, каковой балкон занимал весь центральный сектор фронта. Срезание этого выступа позволяло окружить и прибить всю группу армий. Стоял только вопрос о том, как это сделать.

Поле боя

С юга белорусский балкон отсечен огромными и практически непроходимыми Припятскими болотами. В 41-м эти болота фактически изолировали друг от друга группы армий «Центр» и «Юг». В 44-м они, естественно, никуда не делись, и ограничивали любые телодвижения сторон. Дальше на север линия фронта идет через районы Бобруйска, Могилева, Орши и Витебска, и за Витебском резко сворачивает на запад, где и кончалась зона ответственности группы армий «Центр». Западнее с юга на север течет Березина. Еще дальше к западу – столица Белоруссии Минск. Еще западнее – Белоруссия кончается и начинается Польша. С запада наше поле сражения ограничивается рекой Висла с польской столицей Варшавой на ее западном берегу. Вся эта местность, на западе меньше, на востоке больше – сильно заболочена. И сейчас в Белоруссии хватает болот, хотя, говорят, в позднем СССР их массово осушили, а тогда зачастую шаг вправо шаг влево от дороги считался попыткой утопиться.

Эти края сильно бедны коммуникациями. Вкупе с заболоченностью, это обстоятельство делало каждую дорогу немыслимо важной. В 41-м перехват единственного шоссе у Волковыска привел к прерыванию снабжения двух (3-й и 10-й) советских армий и вынудил их к мучительному прорыву из окружения. В 44-м положение с дорогами лучше не стало. Этот фактор сильно влиял на действия обеих сторон.

Тихая сапа. Подготовка к сражению

Первым шагом Ставки в приготовлениях к «Багратиону» стали кадровые перестановки. В частности, с командования Западным фронтом сняли генерала Соколовского, который безуспешно долбился в выступ зимой, а сам фронт для лучшей управляемости распилили надвое: на Второй и Третий Белорусские фронты. Второй возглавил Захаров, участвовавший весной в блистательном покоренье Крыма, Третий получил Черняховский, молодой для комфронта (38 лет) генерал, на которого обратили внимание после успешного сражения за Киев. Первым Белорусским фронтом командовал один из лучших советских оперативных умов - К.К.Рокоссовский. Забегая вперед, отмечу, что Белорусское сражение стало звездным часом Константина Константиновича.

Но, естественно, только сменой командующих радикально изменить обстановку было нельзя. Главной идеей будущей операции, в каком-то смысле даже идефикс Ставки стала внезапность ее для противника. Мысль была совершенно правильной: в лесах и болотах немцы, обнаружь они подготовку к наступлению, могли плотно законопатить все немногочисленные направления ударов. Поэтому лейтмотивом подготовки операции «Багратион» стало «Не спугни!»

Для начала радиопереговоры были запрещены. Причем с режимом радиомолчания даже едва не перестарались: один из немецких офицеров позже говорил, что почувствовал недоброе именно из-за гробового молчания русских раций. Другое дело, что смутное беспокойство – одно, а понимание, что готовится крупная операция – другое. Перехват немцами переговоров мог иметь фатальные последствия для операции: к примеру, незадолго до «Багратиона» именно радиоразведка позволила немцам вырваться из котла под Каменец-Подольским. Выводы были сделаны немедля: за июнь ничего ценного разведчики неприятеля выудить из эфира не смогли.

Вторым шагом стало оставление на Украине трех танковых армий. Иван Степанович Конев готовил свою Львовско-Сандомирскую операцию даже несколько демонстративно, бряцая танковой армадой. Эта толпа танков, тусовавшаяся между Кишиневом и Припятскими болотами сделала свое дело: сдергивать резервные подвижные дивизии в Белоруссию, где непонятно что непонятно когда начнется, а может, не начнется вообще, немцы просто боялись.

Все перемещения колонн шли ночью. Невиданная масса боеприпасов и топлива, люди и техника перевозились тыхэнько-тыхэнько. Зад и капот машин красились в белый цвет, ставились яркие белые же указатели, фары не включать, после рассвета и до заката не двигаться, на светлое время суток прячься в лес – авиаразведка немцев не дремлет. Специально назначенные офицеры выбирали места для стоянок. Над головой порхали наши же ПО-2, и если кого-то обнаруживали, командиру колонны скидывали вымпел, дескать, тебя видно. Чтобы не пугать немцев, саперы не снимали целиком минные поля перед фронтом группы «Центр», а просто вывинчивали взрыватели из мин.

В сумме все эти мероприятия (maskirovka campaign по выражению Стивена Залога) дали ошеломительный эффект. Немцы до самого начала операции пребывали в блаженном неведении относительно советских планов. В лесах перед фронтом ГА «Центр» сосредоточилась армада.

Противник

Если русские после весенних боев обратили взор на Белоруссию, немцы готовились отражать удар именно на Украине, в районе Ковеля и южнее. Туда было собрано семь танковых дивизий, и туда же отправился главный немецкий спец по обороне – фельдмаршал Вальтер Модель. Манштейн после сдачи русским почти всей Украины был отправлен в отставку, поливать цветочки и писать мемуары про утерянные победы, а готовить оборону Украины должен был «пожарный фюрера». Модель прославился удержанием в 42 году Ржевского выступа, и теперь на него рассчитывали как на гения оборонительных операций. Немцы исходили из того, что русские попытаются устроить прорыв к Балтике через Ковель, с отсеканием сразу двух групп армий – «Центр» и «Север». Это было, конечно, потенциально страшно, и нам всем очень льстит, что нас считали такими могучими мамонтами… Но вообще-то это была очень серьезная ошибка. Русские не настолько страдали гигантоманией, чтобы всерьез планировать обход двух групп армий через фронт третьей. Даже операции по сокрушению какой-то одной ГА целиком планировались и, тем более, проводились достаточно редко. Можно констатировать серьезный промах немецкого Генштаба.

В Белоруссии сидела группа «Центр» во главе с фельдмаршалом, обладавшим забавной по нынешним меркам фамилией Буш (нет, не родственник). Фельдмаршал Куст был военачальник серьезный, но не звезда, до группы «Центр» он воевал на сравнительно спокойном участке фронта, и его посадили в Белоруссию, именно чтобы он там спокойно оборонял второстепенный район. В качестве подвижных резервов Бушу дали танковую дивизию, один штучка. Сравните с семью у Моделя. С воздуха группу опекал воздушный флот из 839 самолетов, но это был очень специфический воздушный флот: истребителей там было к началу сражения всего сорок штук, зато была тьма бомбардировщиков, которые с выступа летали бомбить объекты в глубине СССР. В качестве самолетов поля боя эти бомберы были практически бесполезны. Опять же, сравните: две истребительные группы у Буша и семь у Моделя. Фронт ГА «Центр» простирался на 1100 километров, так что на дивизию (обычно 8-15 тысяч человек) приходилось километров 20-30, что очень много. Фактически, немцы в пользу отражения фантомной угрозы так перераспределили имеющиеся силы, что в Белоруссии осталась крупная масса пехоты, размазанная по длинному фронту. Ситуацию скрашивало добавление в пехотные дивизии самоходок, причем этих САУ было довольно много: пехоту подпирало 480 штурмовых орудий. Общим числом вся эта толпа насчитывала порядка восьмисот-восьмисот пятидесяти тысяч народу, из которых половина в боевых частях, а половина – строители, военная полиция, персонал аэродромов и т.д. Кстати, особенностью ГА «Центр» было наличие целой толпы охранных соединений – семь дивизий и толпа всяких отдельных частей, карательных батальонов и прочей подобной публики. Эта рать занималась борьбой с партизанами, которых в Белоруссии была тьма. Способы борьбы хорошо иллюстрирует история Хатыни. Подобные свинцовые мерзости, кстати, с одной стороны лишали партизан кормовой базы, с другой население еще пуще сатанело, и леса наполнялись новыми желающими пострелять по немцу. Причем эта партизанская армия довольно плотно работала с Центром, и действия партизан и армии координировались.

За несколько месяцев, прошедших с момента стабилизации фронта, немцы серьезно окопались, в среднем дивизия располагала тремя-пятью траншеями (что по меркам Второй Мировой очень серьезно), множеством заранее заготовленных сменных позиций для пулеметов и минометов. В общем, легким проламывание этих рубежей не обещало быть.

Армада

Русские тихо-тихо собрали в Белоруссию 1 700 000 народу. И никто такого слона не приметил. Часто называют еще большую цифру в 2,2 миллиона, но это с учетом циклопического 1-го Белорусского фронта Рокоссовского, от которого в «Багратионе» сначала участвовала едва половина. То есть, преимущество в людях было где-то двукратным. К слову, напомню: у нас было принято более мелкое дробление соединений, чем в Германии и у союзников: наша дивизия – это примерно как их полк, корпус = их дивизия и т.д.
Если преимущество по людям было серьезным, то техники наши навезли в Белоруссию море. Танков и САУ у фронтов было четыре тысячи с гаком. Раз этак в семь больше, чем у неприятеля. Минус был в том, что ан масс это были устаревшие Т-34 обр. 43 (Т-34-85 только-только пошли в войска) и легонькие САУ СУ-76, но четыре тысячи есть четыре тысячи. Пушек и минометов имелось около 28 тысяч против немецких девяти с чем-то. С воздуха эту армаду прикрывало шесть с лишком тысяч самолетов, что немцам шансов просто не оставляло. К чему я клоню. В сумме все это давало солидное, но не смертельное преимущество перед немцами по людям, но абсолютно убойное превосходство в огневой мощи. То есть, немецкое преимущество на тактическом уровне, которое еще имелось, было обнулено не кровью, а железом. Если пехота не может щелкать ДОТы с тем же изяществом, что немцы в 40-41-м, мы ей придадим толпу артиллерийских стволов, и они заткнут эти бетонные коробки стрельбой из гаубиц, будут палить, пока немцы сами не сбегут. Или прилетят Пе-2 и уронят на крышу четвертьтонный фугас. Или приедет СУ-122 и засадит огневой точке в амбразуру ласковый снаряд двенадцатисантиметрового калибра. Помните у Владимира Семеновича в «Разведке боем» - «ДЗОТ накрыт и рассекречен ДОТ»? Судьба рассекреченного ДОТа видна как на ладони: смерть под градом разнокалиберных снарядов на следующий день.

Впрочем, пехота РККА тоже отнюдь не состояла из мальчиков для битья. Мастерство стрелковых частей значительно выросло по сравнению с первой половиной войны, а кроме того, в массу инфантерии добавились специализированные инженерно-штурмовые части. Мужчины в кирасах на фотографиях – это именно они, штурмовая пехота Союза. Такие бригады были великолепно оснащены и обучены, и при умелом руководстве очень эффективно раскалывали опорные пункты.
Партизанская армия в 270 тысяч человек позволяла держать под контролем немецкие телодвижения. Основным занятием партизан в конце весны и начале лета было даже не пускание под откос эшелонов, а разведка и наблюдение. Если для немцев русская группировка была котом в мешке, русские как раз неплохо представляли неприятельскую систему обороны и ее слабые места. Впрочем, разведку вели не одни партизаны. К примеру, разведчики 1-го Белорусского в видах разведки умыкнули за время подготовки наступления аж 80 «языков».

План. Воля Рокоссовского

План наступления был достаточно несложен в общем и целом, но замысловат в деталях. Основные трудности состояли в том, чтобы приготовления спрятать, но собственно разгром группы «Центр» тоже был делом не особенно простым. Предполагалось провести каскад окружений: сначала Рокоссовский на юге и Баграмян с Черняховским на севере сокрушают фланги группы «Центр», потом через пробитые дыры делается рывок на Минск с нескольких сторон, и остатки группы добиваются к востоку от Минска в грандиозном мешке. Координировали наступление Василевский (северный фланг) и Жуков (центр и южный фланг). В роли возмутителя спокойствия неожиданно выступил Константин Рокоссовский, ответственный за южную клешню. Идея Константина Константиновича вызвала напряженные дебаты в Ставке и породила небольшую легенду. Его фронт, по плану, должен был наносить один удар на Бобруйск. Рокоссовский, однако, заявил, что один удар лишен смысла, и нужно наносить их два, параллельно формируя близ Бобруйска еще одно окружение. Жуков выступил категорически против. Георгия Константиновича вполне можно понять: под Ржевом попытка нанести несколько ударов вместо концентрации сил не привела ни к чему, кроме краха, и призрак провалившейся тогда операции «Марс», вероятно, носился по кабинету Ставки. Рокоссовскому предложили выйти и подумать. И он так два раза ходил и думал, но все равно настаивал: мой план лучше! Наступать предстоит среди болот, где мало дорог. Если наносить один удар, армии будут идти в затылок друг другу, их невозможно будет использовать все разом, и мы получим только проблемы с логистикой (армии второго эшелона закупорят дороги для колонн снабжения авангардов), а так врежем на полную мощь, пусть на новом направлении местность хуже, но там и немцы слабее. В итоге Сталин прервал спор, заявив, что раз Рокоссовский настаивает, значит, его план продуман, и следует уступить. Константину Константиновичу был дан карт-бланш: действуй как знаешь.

Примечание. Вообще-то эта история изложена только в мемуарах Рокоссовского. Жуков в своих мемуарах заочно полемизировал с Константином Константиновичем, заявляя, что план Ставки изначально предполагал два удара, и тут Рокоссовский тянет одеяло на себя. Документально опровергнуть или подтвердить версию Рокоссовского мы пока не можем, только зафиксировать разночтения в мемуарах двух маршалов.
#474
Фото. 1. "Валентайны" кавалерийского корпуса И.Плиева. Эти машины уже, конечно, устарели к 44-му, но надежная ходовая таки обеспечила им место в строю.

#474#474

 

2-3. Одна из отдельных танковых бригад 2-го Белорусского фронта готовится к удару.

#474#474

 

4-5. Пленный. Судя по ажиотажу, либо еще до операции, либо самые первые дни.

Бурная прелюдия

Сам «Багратион» был встроен в волну ударов на всем фронте: 10 июня началась операция против финнов, призванная вывести страну Суоми из войны, а после «Багратиона» должно было начаться сражение на Украине (приготовления Конева лишь отчасти были фантомными), а затем в Молдавии и Румынии. Короче говоря, немецкий фронт дОлжно было потрясти до основания.
Тем временем фельдмаршал Буш укатил в отпуск. Человек действительно не понял, что происходит. И был до последнего уверен, что все нормально. Его благодушие не поколебало даже зловещее радиомолчание. К слову, Буш наступил на те же грабли, что Вейхс и Паулюс в ноябре 42-го. Тогда игнорирование смутных разведданных привело к внезапному крушению фронта под Сталинградом. Теперь история повторялась.

Ночью с 19 на 20 июня началось то, что уже можно назвать первыми шагами «Багратиона»: партизаны вышли из лесов и совершили более десяти тысяч (!) подрывов на железных дорогах. На некоторое время эта волна взрывов приколотила немцев к месту, лишив возможности маневра на многих участках. Полковник Теске, начальник военных сообщений группы «Центр», позже сухо констатировал, что на несколько дней группа армий лишилась управления.

22 июня началась разведка боем. Никто специально не подгадывал к третьей годовщине начала войны, но так склалось. Усиленные разведроты и батальоны начали трогать позиции группы «Центр» за вымя, выявляя слабые точки, а иногда и прихватывая плохо лежащие позиции. Для немцев увлекательная борьба с этими группами означала необходимость либо рассекретить собственную систему огня, либо идти и рубиться с разведчиками в окопах (а при нашем общем численном преимуществе понятно кто от этого выигрывал), либо плюнуть и смириться с захватом передовых позиций. В этот день командование группы «Центр» протерло глаза и увидело айсберг, несущийся навстречу «Титанику» с гиканьем и песнями.
В тот же день началось наступление части войск на северном фланге, против Витебска. «Багратион» стартовал в полную силу.

День гнева. Витебск, Орша, Могилев, Бобруйск

Первой целью «Багратиона» стал Витебск. Если сам фронт группы «Центр» выдавался к нам полубубликом, то Витебск торчал в северной части этого бублика этаким прыщом. Город считался «фестунгом», то есть при наступлении туда нужно было отходить и удерживать любой ценой. Витебск защищал 53 корпус Гольвитцера. Генерал Гольвитцер уже имел опыт сидения в котле, зимой 42-43 он выходил с группой окруженцев из-под Воронежа, и теперь все шло к тому, что факиру придется повторить фокус.

Русские обожали массировать артиллерию на ключевых участках. Это была такая наша визитная карточка во время войны: если союзники собирали толпы авиации, то наши формировали огромное количество отдельных артиллерийских подразделений, и концентрировали ее в нужных местах. Плотность доводили кое-где до 300 стволов на километр, хотя чаще все же около 160. При том, что у немцев, по Хлебникову (начартиллерии 1-го Прибалтийского) имелось на тот же километр примерно по 50 пушек и минометов, исход артиллерийской дуэли был очевиден. Пехота шла непосредственно за огневым валом, и давила тех, кто после обкатки еще подавал голос.

Чтобы немецкой артиллерии стало совсем кюхельбекерно и тошно, авиация занималась в основном ею. По опыту решили, что многочисленные Илы-2 лучше всего натравливать на артиллерийские позиции противника. Артбатарея без прикрытия с воздуха – это мишень. Это законная добыча штурмовика. Пушки стоят, людики бегают… и боеприпасы рядом. Люфтваффе со своими сорока истребителями могли разве что морально поддерживать избиваемую артиллерию.

За счет всей этой концентрации сил, изменения тактики, тщательной разведки по разным каналам и внезапности удара вышло так, что к 25 июня Витебск оказался окружен армиями Баграмяна и Черняховского. Одновременно небольшие отряды были блокированы западнее, в Островно и Бешенковичах. 6 корпус немцев, попав под удар восточнее Витебска, оказался рассечен и уничтожен в серии мелких котлов, командир корпуса и все командиры дивизий погибли буквально за несколько дней. В это время Буш вернулся из отпуска, но это, понятно, мало кому помогло. Пока рушился фронт вокруг Витебска, ком. немецкой 3 танковой армии (прим.: названием не обманывайтесь, у немцев во второй половине войны если армия называется танковой, это еще ни о чем не говорит, и 3 та не имела ни одного танкового соединения) Рейнгардт занимался увлекательными спорами с Гитлером. Рейнгардт: Витебск окружают, давайте мы корпус Гольвитцера оттуда уберем. Буш (жалобно): Фюрер, может, и правда уберем? Гитлер: хрен вам, команда была «стоять!». Буш (ласково): Рейнгардт, друг сердешный, ну ты уж постой там стеной, в самом деле. Буш вместо командования группой армий занимался трансляцией слезных мольб Рейнгардта и твердолобых ценных указаний Гитлера.
Гитлер и Буш разрешили отойти за Двину, но этот приказ просто опоздал. Русские выскочили к реке раньше, и успели создать несколько плацдармов прежде чем разбитая 3 танковая заняла новый рубеж. Линия обороны по Двине обесценилась. Отступающая 3 ТА все дальше уходила от оставшегося в котле корпуса.

Между тем, на очередную просьбу Рейнгардта Гитлер заявил, что Гольвитцер должен сидеть в Витебске, и пусть туда с парашютом прыгнет какой-нибудь офицер и передаст этот приказ лично. Рейнгардту надоело стучаться в каменный лоб любимого фюрера, и уже все было пофигу, так что он бодро заявил, что готов прыгнуть туда сам. Гитлер настолько обалдел, что разрешил Гольвитцеру прорываться, но велел все же оставить одну дивизию. Тот по принципу «Мне нужен доброволец, это будешь ты» выбрал командира 206-й дивизии Хитера и с остальным корпусом побежал в леса к юго-западу от Витебска. Хитер просидел 12 часов один под обстрелом и бомбежками, подумал «ну его на хрен» и побежал туда же. Но уйти далеко не удалось ни тому, ни другому. Окруженцев обжали в лесах и принялись укатывать с воздуха. Утром 27 июня Гольвитцер был окончательно заблокирован в лесу с остатками корпуса и сдался. Позже Гольвитцер и Хитер были признаны виновными в совершении военных преступлений и приговорены к двадцати пяти годам каждый, но помилованы в 55-м. Примерно тогда же последняя крупная группа окруженцев, как я понимаю, из малого котла у Островно во главе с генералом Писториусом попыталась пробраться из котла лесами, но напоролась на зенитно-артиллерийскую дивизию и была обнаружена, а затем разгромлена. Писториус погиб. Во фронте образовалась брешь шириной 150 км, и Баграмян приступил к эксплуатации успеха, отправив на юго-запад и запад основные силы своего фронта.

Примечание. Идея «фестунгов», то есть крепостей, одной из которых был Витебск, была логическим завершением тактики «угловых столбов», воплощенной немцами зимой 41-42. Выбирался узел коммуникаций, на который нужно было отходить при прорыве фронта. Снабжался «фестунг» по воздуху. Гарнизон должен был стоять костью в горле наступающих. Но если «угловые столбы» первой военной зимы чаще всего выдерживали удары и дожидались деблокады как Демянск, «крепости» 43-45 обычно уничтожались. Так погибли гарнизоны Великих Лук, Рабочего поселка № 5 под Ленинградом, Тернополя, а позже – Познани, Бреслау и многих других городов. Витебск оказался не первым и не последним пожертвованным укреплением.

Еще примечание. Национальный колорит подвижным частям РККА придавали конно-механизированные группы. Это чисто советское объединение включало обыкновенно мехкорпус и кавалерийский корпус. Советская кавалерия, естественно, не шла в атаку, размахивая саблями. Кавкорпус обладал своей артиллерией, автоматическим оружием, противотанковыми средствами. Под Витебском КМГ Осликовского прошла 300 километров по тылам противника, сформировав внешний фронт окружения сначала «фестунга Витебск», а потом и 4 армии немцев, захватив для фронта плацдарм на Березине. Особенно важен был плацдарм. Немцы пытались построить новый оборонительный рубеж, а форсировавшая Березину КМГ сделала его бесполезным. К слову, генерал Осликовский после войны сделал своего рода карьеру в кинематографе: он был консультантом при съемках десятков фильмов, включая «Бег», «Война и мир» и «Неуловимые мстители».

Под Могилевом и Оршей, в центральном секторе, все было не так круто, поскольку Буш заранее накачал этот район почти всеми своими резервами. Там находилась, в частности, наиболее многочисленная в ГА «Центр» 78 штурмовая дивизия с несколькими десятками самоходок на руках и мощной артиллерией. Там же находились обе танко-гренадерские (усиленная танками и САУ мотопехота) дивизии немцев. Поэтому наступление развивалось достаточно медленно и трудно, но Буш вывалил почти все резервы сюда, и таким образом окончательно лишился рычагов влияния на ситуацию на южном и северном флангах. Причем, фронт постепенно падал и здесь, 27 и 28 числа были окружены и освобождены Орша и Могилев. Их гарнизоны были уничтожены. На руку русским играл тот факт, что от центрального направления зависело мало что. Судьба ГА «Центр» решалась на флангах. Русским было достаточно того, что два подвижных соединения немцев и сильнейшая из пехотных дивизий бились на второстепенном направлении, не мешая развитию операций под Витебском и Бобруйском. К тому же, за счет нарастания угрозы на флангах, 4 армия была вынуждена отступать даже вне зависимости от нажима на нее, бросив так тщательно готовившиеся рубежи.

У Рокоссовского под Бобруйском возникли серьезные проблемы. 1-му Белорусскому фронту пришлось столкнуться с наиболее сильным резервом противника – 20 танковой дивизией. Немецкие танковые части сохраняли большой потенциал до конца войны, и борьба с ними была делом нелегким. Однако идея с двумя главными ударами себя оправдала: пока 20 тд пыталась запечатать прорыв, аки тот мальчик из голландской легенды, затыкавший пальцем дыру в плотине, оборона 9 армии рухнула на другом участке. Прорыва добился генерал Батов, взломавший со своей армией оборону ударом через болото. Чтобы счастье неприятеля было полным, русские нанесли один из ударов через топь полукилометровой ширины, где у немцев были только наблюдательные посты. Болотище преодолели по гатям.
Из-за того, что прорывы наметились в двух местах одновременно, 20 тд дернули сначала в одно место, потом в другое, в итоге русские прорвались и к северу от Бобруйска, и к югу, и 9 армия немцев попала в окружение.

9 армия – это, на секундочку, те, кто держал Ржевский выступ. Попившие море нашей крови дивизии теперь должны были сами оказаться в роли поедаемых.

Примечание. Если немцы в создании и применении бронетехники руководствовались идеей не очень многочисленных, но элитных экипажей на отличной технике, русские сделали ставку на массовое создание танков и самоходок – хотя бы и не столь совершенных. На первый взгляд, немецкая концепция была удачнее – «тигры» и «пантеры» действительно наносили русским танкистам тяжелые потери. Но у концепции «элиты» была обратная сторона. Пока Виттман или Кариус наколачивали себе огромные счета, там, где Виттмана и Кариуса не было, тридцатьчетверки и Су-76 избивали пехотные дивизии вермахта, лишенные вообще какой бы то ни было поддержки бронетехники. Намотанная на гусеницы немецкая пехота – не столь эффектный и поэтичный образ, как «нибелунги» с трехзначными счетами подбитых танков, но фактически русский метод оказался эффективнее. В РККА даже сравнительно небольшие соединения получали поддержку хоть и не столь могучих как немецкие «кошки», но вполне боеспособных танков и самоходок. Пользу такой концепции и продемонстрировало сражение вокруг Бобруйска.

 

#474
Фотки. 1. Брутальный Василевский и любопытный Черняховский допрашивают подавленного человека в кепи (генерал Гольвитцер) и сурового арийца в фуражке (генерал Хитер).

#474

2. Битые Пц-4. Их часто принимали за "тигры" из-за характерного силуэта, и толпы подбитых по донесениям кошаков - это обычно именно они.

#474

3. Сержант Гусев, еврейтор Лебеденко, рядовые Селезнев и Птичкер позируют на фоне подбитой ими "пантеры".

#474

4. "Штуг" атаковали Ил-2 на переправе через Басю. Покрытие моста было разрушено, поэтому самоходка осталась висеть на сваях как живая.

#474

5. Витебский котел, пленные идут в тыл.

#474#474#474

6.-8. Тьма битой техники 9 армии под Бобруйском. Авиация немцев была прибита к земле, поэтому Илы гуляли по головам безнаказанно. На первом фото Штуг с вырванной взрывом боеукладки крышей, на втором "мардер", которому в незащищенную крышу попала маленькая 2-кг бомбочка, убив экипаж на месте.

#474

9. Байкеры и их "Харлеи", для вящей маневренности минометные батареи иногда возили мотоциклами.

#474

10. Продырявленная "пантера" дивизии "Викинг".

 

 

«Со времен наших блестящих успехов в Аустерлице…»

Между тем, Гитлер обозрел достижения фельдмаршала Буша и отправил его в отставку. Спасать положение должен был фельдмаршал Модель. 28 июня он принял командование группой «Центр», приехав с Украины, где так и не началось наступление русских. Даже несколько опережая его, с Украины примчалась 5 танковая дивизия – мощное формирование с полным парком техники, усиленное батальоном «тигров». Постепенно по железным дорогам прибывали и другие танковые дивизии, оставлять прославленного фельдмаршала генералом без армии никто не собирался.

Положение было ясно как день. Котел под Витебском уже все, родная для Моделя 9 армия (это он командовал ею под Ржевом) – в окружении. То есть, на севере дыра, на юге дыра. Спасать массу пехоты 3 танковой и 4 полевой армий Модель счел уже просто бесперспективным, и занялся сдерживанием русских на подходах к Минску. А вот к 9 армии помощь пошла.


Между тем, русские прорывались к столице Белоруссии. Для 4 армии, попавшей между прорывами, это означало необходимость быстро, быстро бежать через Березину, чтобы не оказаться между сжимающимися клешнями. Фактически, получилось так, что русские двумя котлами создали огромный третий. Одновременно 5 тд немцев при поддержке полицейских и охранных частей и обрывков отступавших пехотных соединений попыталась остановить продвижение русских к Минску. Кое-что у нее даже получилось. Танковая армия Ротмистрова была этой массой «тигров» и «пантер» остановлена, и понесла серьезные потери. 5 тд заявила 295 подбитых русских танков, но сама сократилась до 18 машин. К слову, хотя немцы в заявках на подбитые танки склонны писать фантастические цифры, примерно 300 наших танков на без малого две сотни немецких вполне могли иметь место из-за разницы в матчасти: «тигры» и «пантеры» 5-й тд для старых Т-34-76 и «шерманов» (у Ротмистрова не было Т-34-85) были крайне опасным противником. На самом деле, тут надо читать ЖБД 5-й танковой армии, и можно надеяться, что когда будет написана история «Багратиона» на современном уровне, этот эпизод будет освещен. Но штука в том, что теперь 5 тд немцев была фактически выбита, а через Березину на Минск шел не один Ротмистров. Во-первых, туда же наступал 2-й гв.тк Бурдейного и конно-механизированная группа Осликовского. Во-вторых, на Минск шли танковые корпуса Рокоссовского с юга. В-третьих, танкистов догоняла пехота. Еще две танковые дивизии немцев до Белоруссии просто не успели доехать. В результате 3 июля в Минск вошел корпус Бурдейного. С юга туда же вошел 1-й гв. тк из фронта Рокоссовского. Город защищало всего 1800 строевых солдат (еще там было 12 тысяч тыловиков, но ими можно было только смазать гусеницы танкам). Уличные бои не продлились и дня, и надо отдать немцам должное, за это время они титаническими усилиями услали из города почти всех раненых. Освобождение Минска означало, что немцы, избежавшие котлов под Витебском и Бобруйском, попали в новый котел к востоку от города.

Примечание. Концепция использования танковых войск в РККА была сформирована путем проб и ошибок. Предвоенные планы предполагали использовать танки только в самостоятельных соединениях. Эта идея породила громоздкие плохо управляемые механизированные корпуса. Когда в пламени приграничных сражений мехкорпуса исчезли, военная мысль ушла в обратную сторону: танки были раздерганы по бригадам, подпиравшим пехоту. В середине войны был сделан окончательный выбор в пользу видового разнообразия. В 44-м году в РККА действовало 6 танковых армий, и при этом десятки отдельных танковых и механизированных корпусов (мехкорпуса новой волны были намного компактней и сбалансированней монстров 41 года), бригад, полков и даже батальонов. Это придавало значительную гибкость всей конструкции: при желании небольшое танковое формирование можно было спокойно задействовать для каких-то тонких манипуляций в интересах даже стрелковой дивизии, в то же время на стратегическом уровне имелись мощные объединения. Минск продемонстрировал плодотворность такой линии: остановив самый крупный из советских бронированных клиньев, немцы не сумели отбиться от налетающих со всех сторон отдельных корпусов.

9 армия бежала из Бобруйского котла к мосту через Березину буквально по двум дорогам. С воздуха ее непрерывно окучивала авиация. Поскольку вокруг Бобруйска были сплошные болота, солдаты не могли даже толком уйти с дорог. Массы битой техники тянулись на километры. Коль скоро Жлобинское шоссе было забито битой техникой, и самолеты все время добавляли еще, многие пытались доехать до заветного моста вдоль железной дороги. Но на ж-д их ждал столь же теплый прием. Диаметр котла был около 25 км, но его постепенно сжимали. Попытка, взорвав технику, прорваться на север кончились крахом, хотя окруженцы атаковали пятнадцать раз на дню. Замечу, что даже прорвись они, это был бы прыжок в новый формирующийся котел. Между тем, русские штурмовали отрезанный Бобруйск. Комендант города был человек энергичный и толковый: он создал импровизированную, но прочную оборону, усиленную бронетехникой. Десятитысячный гарнизон оборонялся упорно. Однако это не помогло: 29 июня Бобруйск пал. Около половины гарнизона вырвалось из крепости, но им пришлось отступать под опустошительными ударами с воздуха. В итоге около 14 тысяч добрались до выдвигающейся из резерва 12-й танковой дивизии, около 74 тысяч человек погибли или сложили оружие, в том числе сдались в плен командиры обоих окруженных у Бобруйска корпусов. Комендант Бобруйска Гаман был славен не только обороной города, но еще и разнообразными достижениями на почве борьбы с населением Белоруссии в период оккупации, так что впоследствии его повесили.

Еще драматичнее ситуация развивалась к востоку от Минска. Будущему историку Типпельскирху было вовсе не до хроник. У него на руках оказалась собственная 4 армия, а заодно – части 3 танковой и 9 полевой, отброшенные, соответственно, на юг и север. Сначала Типпельскирх попытался построить новый фронт по Березине. Но очень скоро стало ясно, что это утопия. Если бы 5 танковая дивизия умножилась вчетверо, Рокоссовского хватил инфаркт, Бурдейного инсульт, а 4 армию поддержал батальон падших ангелов с огненными мечами, то у Типпельскирха появился бы довольно серьезный шанс успешно выкрутиться, процентов двадцать. Но ничего похожего не наблюдалось. Впрочем, уже 30 июня будущий хроникёр эвакуировался на запад, назначив командира 12 корпуса Мюллера руководить 4 армией «в случае прерывания связи». Поскольку штаб арийского Фукидида, называя вещи своими именами, делал ноги, связи и впрямь вскоре не стало, и Мюллер фактически командовал 4 армией, связываясь с вышестоящими штабами через голову Типпельскирха.

Пока генералы разбирались, кто чем командует, катастрофа надвигалась. Мост через Березину у немцев остался только один, на подходах к нему скопилась техника 4 армии и многочисленных тыловых учреждений, туда же бежали части еще двух армий, так что пролезть в это игольное ушко было едва ли реально. Военная полиция самоустранилась, движение по мосту никто не регулировал. По колоннам непрерывно работали самолеты. Всякие брутальные сцены с раздолбанными автомобилями и самоходками в большинстве своем запечатлены фотографами именно там. На публику, к слову, вышли далеко не самые жесткие фото («Фотографии у них надо сказать, совершенно неполиткорректные. Мертвые оккупанты встречаются сплошь и рядом. Т.е. стоит на дороге штуг, а рядом с ним труп с оторванной башкой.»(С: А.В.Исаев) Повторялась история 41 года в увеличенном масштабе. Если в 41-м под ударами авиации из котла бежали части Западного фронта, тщетно пытаясь обогнать неприятельские танки, то теперь еще более многочисленные войска группы «Центр» проделывали тот же маневр. Отличием от 41 года были партизаны, постоянно устраивавшие засады на мелкие группы отступающих немцев. Сложилась невыносимая для окружаемых ситуация: крупные отряды с техникой становились жертвами "Ил-2" и "Пе-2", мелкие группы рисковали попасть под удар партизан. Когда русские взяли Минск, и перерезаны оказались последние пути отхода, в котле настал Армагеддон. Счастливчики, перебравшиеся через Березину, оказались перед необходимостью еще и пробиться через русские заслоны. Котел бился несколько дней, укатываемый всей массой имевшегося у русских железа, изнутри по рациям неслись мольбы о помощи. Мешок простреливался артиллерией насквозь, что позволяло русским быстро валить гору железа в нужное место. Это создавало немцам огромные проблемы в организации прорыва. Тем не менее, немцы были хорошие солдаты, и прорыв попытались организовать сразу же. Наиболее энергичным организатором этих попыток был командир 78 штурмовой дивизии генерал Траут. 6 июля он дважды попытался прорваться, истратившие боеприпасы немцы устраивали благородно-безумные атаки на пулеметы с холодным оружием, но, естественно, шквал огня навстречу оказался сильнее. Траут попал в плен.

Окруженцев никто не спасал за отсутствием возможностей. Модель вынужденно пренебрег судьбой своих обреченных подчиненных. Показательна последняя радиограмма Мюллера. 5 июля: «Хотя бы сбросьте с самолета карты местности. Или вы нас уже списали?» На этот отчаянный призыв ответа не последовало. 8 июля Мюллер на легковушке поехал капитулировать. Не зная точно, где кто находится, он просто пытался приискать, кому бы сдаться, ориентируясь по звукам стрельбы. Наткнувшись на штаб артиллерийской части, генерал объявил о намерении сдаться.
Из воспоминаний Винценца Мюллера: Я рассказал ему (пленившему офицеру – прим. Е.Н.) об обстановке в котле и заявил, что хочу отдать приказ о прекращении сопротивления, но не располагаю больше средствами довести этот приказ до моих подчиненных. Советский командир выразил готовность помочь мне в этом. Тогда я продиктовал одному из немецких военнопленных приказ о прекращении сопротивления, который был тут же отпечатан на немецкой пишущей машинке. Этот приказ был затем размножен и сброшен с советских легких самолетов над скоплениями германских солдат на территории котла. Я решился на этот шаг, кроме всего прочего, еще и потому, что, предвидя свое неизбежное пленение, не хотел оставлять своих офицеров и солдат на произвол судьбы.

До 11 июля шла зачистка. Кто-то из немцев вышел мелкими группами, большинство легло или оказалось в плену. Бухнер приводит список комсостава ГА «Центр» на 22.06.44, так это на уровне корпус-дивизия какой-то бесконечный мартиролог. Солдатам, как не трудно догадаться, избежать печальной участи было труднее.
Примечание. Генерал Мюллер возглавлял марш пленных по Москве тем же летом. Хотя среди генералов вермахта было модно после войны объявлять себя латентными антифашистами, насколько мне известно, Мюллер вправду не испытывал восторга от Гитлера, будучи одним из участников заговора против любимого фюрера. В плену генерал вступил в антифашистский комитет, позже занимал высокие посты в ГДР, но в 1960 году появились данные о его участии в холокосте, и в 1961 году Винценц Мюллер покончил с собой.

Еще примечание. Леса и болота были палкой о двух концах. Действительно, плохо проходимая местность создавала проблемы прорывающимся сквозь оборонительные порядки. Но проблемы оказались не фатальными, а после того, как прорывы были достигнуты, бегство оказалось крайне сложным делом.

 

#474
Фото. 1. Эвакуация раненого.

#474

2. То ли та же САУ, что на одной из предыдущих фоток, то ли другая, тоже застрявшая на мосту.

#474

 

3. Подрыв дистанционной миной проволочных заграждений.

 

#474#474

4-5. И еще битой техники. Авиаторы обожали фотографировать результаты работы.

#474

6. Механик и его тачка.

#474

7. СУ-76 в Минске.

#474

8. Колонна корячится под ударом с воздуха.

#474

9. Любопытный агрегат, мега-байк "кеттенкрад".

 

Круги по воде
Ставка сама была совершенно изумлена, глядя, как неприятельский фронт валится в тартарары. Теперь, когда у немцев оставались только отдельные очаги сопротивления, армии ломанулись почти по прямой на Каунас, Гродно, Брест. Сопротивление какое-то время было эпизодическим.

Модель находился в положении, похожем на то, в котором был Жуков осенью 41-го. Тогда Георгий Константинович должен был латать огромную дыру после катастрофы между Брянском и Вязьмой. Теперь сходная задача стояла перед Вальтером Моделем. Тот понимал, что сил на построение прочного фронта у него просто нет, и пытался воздействовать на русских короткими контрударами, одновременно собирая новый оборонительный рубеж, идущий от Литвы через Лиду к Барановичам. Для этого у него имелась единственная армия группы «Центр», не подвергшаяся избиению на старте операции – Вторая, а также то, что аврально перебрасывалось с других участков. Вторая армия до сих пор оборонялась в Полесье, и даже Рокоссовский не счел полезным ломиться прямо через громадные болота. Так что теперь у Моделя имелся некий еще не битый резерв. С помощью этих сил, остатков, выбравшихся из котлов или избежавших окружения, фельдмаршал возвел хрупкий заслон. Но русские еще сохраняли серьезный ударный потенциал.

Баграмян, пока еще шло сражение за Минск, атаковал Полоцк. Повторения судьбы Витебска немцам удалось избежать, в последний момент выпрыгнув из намечающегося котла, но город был оставлен, а командующий группы армий «Север», в чью зону ответственности входил Полоцк, отправлен в отставку. Вообще, хотя «Багратион» - это в первую очередь побиение ГА «Центр», он затронул и то, что находилось севернее, и то, что было южнее. За Полоцком последовали дальнейшие удары в Прибалтике, постепенно уводившие наступление на север.

За день до этого был осажден объявленный фестунгом-крепостью Вильнюс. Крепость оказалась сомнительной точкой опоры, но сопротивлялась жестко. Вместе с русскими Вильнюс штурмовали поляки из Армии Крайовой и местное еврейское казачество. В ночь с 12 на 13 числа три тысячи человек из состава гарнизона прорвались оттуда с помощью встречного контрудара, которым командовал лично Рейнгардт, и город пал.

Прорыв остатков гарнизона Вильнюса переполнил чашу терпения Ставки. Ротмистров был вскоре снят с должности командующего 5-й танковой. Его сменил Василий Вольский. Вольский не является настолько же известным персонажем, но это был опытный и толковый генерал, пришедший на командную должность из комиссаров. Под Сталинградом Вольский сначала командовал одним из двух корпусов, замкнувших котел с юга, а затем с тем же корпусом блестяще действовал при отражении попытки прорыва к армии Паулюса извне. Теперь, можно сказать, заслуги были признаны.

Баграмян прорывался к Балтийскому морю, идея состояла в том, чтобы отсечь группу армий «Север», прижать к морю. Наступление шло напрямую, немцы были достаточно слабы, и добыча, которую можно было бы изловить в каком-то котле, просто не стоила бы своей поимки. 30 июля бег к морю увенчался успехом, фронт пробился к балтийским пляжам, в Кремль уехала специальная бутылка с соленой водой. Но Баграмян в конечном счете таки переоценил свои силы. Немцы принялись по полной программе осыпать ударами вытянутый к морю клин. Правда, амбициозная идея отсечь пробившуюся к берегу армию потерпела крах, дело ограничилось окружением одной из дивизий ударом с востока. Но Баграмян теперь должен был не наступать и крушить, а выдерживать атаки по всем направлениям. Окруженную дивизию вызволили ударом большой кувалды в лице 19 танкового корпуса, потери ее оказались небольшими. Однако немцы в итоге надсадились, и заслали долбить «палец», вытянутый к Балтике, выводок танковых дивизий во главе с элитной «Великой Германией», так что русские в полном порядке, но все же отошли от берега. Все это бодание стоило обеим сторонам много людей и техники, и в итоге привело к остановке операций, те и другие выдохлись.

Черняховский и Захаров тем часом образовывали «слабый центр» общего наступления, они шли южнее. Подвижных соединений у них было очень мало, но немцы страдали от общей слабосильности. Спокойное наступление по принципу «нас немного и врагов немного» было омрачено поначалу только попыткой контрудара в районе Вроблевижа. Русские захватили плацдармы за Неманом, и немцы попытались решить проблему радикально, фланговым ударом частей «Великой Германии» и 6-й танковой дивизии, сведенными в одну кампфгруппу при 110 танках. Проблема в том, что как это часто бывает с импровизациями, удар шел без разведки, и вместо податливого тыла стрелковых дивизий напоролся на окопавшуюся противотанковую бригаду. Бой 16 июля 1944 г. обернулся коротким, но энергичным выкашиванием немецкой брони, за день было подбито 63 танка. Что интересно, по бронетехнике били прямой наводкой из гаубиц, из 15 потерянных орудий больше половины составляли они. Два фронта в итоге пробились до Польши и даже границ с Восточной Пруссией, но наступление помаленьку утонуло в хаотических атаках и контратаках и остановилось.

Прорыв в Польшу

Фронт Рокоссовского мы оставили в июле, во время добивания окруженной 4 армии. Сначала Рокоссовский спокойно дорезал то, что пыталось сопротивляться под Барановичами (немцы погнали туда даже венгров в качестве резерва, но это не сильно помогло), заодно одна из армий медленно, но неотвратимо наступала на Пинск, через узкий коридорчик в Припятских болотах. Но это была только преамбула второго этапа операции. Амбула началась в середине июля, когда левый фланг фронта южнее Припятских болот закончил курить бамбук и вломил.

Резервы с Украины немцы уже перекинули в Белоруссию, а южнее уже шла Львовско-Сандомирская операция, поэтому оборонявшийся южнее Полесья 8 армейский корпус мог только обреченно наблюдать, как молот летит ему в лоб, а серп подсекает иные места. Оборона немцев по Бугу развалилась стремительно, более того, 2-я танковая армия, стоявшая на подхвате, не понадобилась и уже догоняла убежавшую вперед пехоту. Тем часом Припятские болота остались чуть позади, и пара корпусов (танковый и конный) развернулись к северу, обходя Брест с запада. То есть, подвижный молот гнал неприятеля в районе Бреста на наступающую помаленьку с востока пехотную наковальню. 25 июля кусок 2-й немецкой армии наконец удалось выдрать из ее построения, три дивизии были блокированы в районе Бреста, но их обжимали не особенно крупные силы, поэтому немцы прорвались, оставив смешное количество пленных, но гору трупов и технику. Почему, спрашивается, блокировали их малые силы, где 2-я танковая? 2-я танковая в это время наступала строго на запад, к Люблину.
Один Люблин, два плацдарма.

22 июля танкисты наконец обогнали пехотинцев (пехота – это были защитники Сталинграда, 8-я гв. армия) и начали охватывать первый крупный польский город, в который должна была войти РККА. Немцы были молодцы, и стремительно возводили новые редуты взамен разбитых, но спешка и нехватка сил делали эти препятствия вполне преодолимыми. Первый день привел к очередному прорыву, танкисты проехали катком по перехваченному дорогой шоссе, давя толпы тыловиков, уходящих из Люблина, и завязали бой за сам город. Нехватка мотопехоты не давала его эффективно зачистить, более того, командарм Богданов, наблюдавший за штурмом с переднего края, был ранен, и армию возглавил начштаба Радзиевский. В Люблине началось восстание Армии Крайовой, подтянулись все части армии, не бившиеся за город с самого начала, и к 25 июля, то есть, на третий день штурма, Люблин был взят вместе с группенфюрером СС, командовавшим защитой и еще двумя тысячами пленных. Скромность заявленного числа, можно сказать, залог его близости к реальности. Однако форсировать Вислу сходу не получилось, и армия пошла катком на север, по восточному берегу реки. По сути, сложилась занятная ситуация, танкисты шли перпендикулярно пехоте, пересекая их линию наступления.

Плацдармы за водными преградами всю войну были штукой крайне важной. Предмостное укрепление у Кременчуга в 41 году стало стартовой позицией для обрушения советского Юго-западного фронта. В 45 году с вислинских плацдармов начнется одна из крупнейших советских операций – Висло-Одерская. Важность позиций за крупными реками понимали обе стороны. И русские, и немцы старались выбить друг друга с плацдармов по полной программе.

Поскольку значимость Вислы все понимали, по обе стороны готовились к борьбе за предмостные укрепления. Русские быстро перемахнули через реку в двух местах, успеха добились гвардейцы Чуйкова у Магнушева и южнее еще одна армия у Пулавы. Причем Чуйков убедил Рокоссовского не ждать подтягивания артиллерии и брать плацдарм быстро, пока немцы на том берегу мякенькие. Так и вышло, реку пересекли при минимальном сопротивлении.

А вот Польша оказалась не очень стронг, и 1-я армия Войска Польского вместе с танкистами и собаками взять плацдарм не сумела. Потому Рокоссовский употребил ее для поддержки сталинградцев, переориентировав на плацдарм, захваченный Чуйковым. И оказался прав. Немцы предприняли серию контратак на плацдарм, но две армии на небольшом фронте с подвижным резервом оказались крепким орешком для противника. По схожему сценарию развивались события у Пулавы.

Между тем, 2-я танковая продолжала свой драматический марш на север. Модель прекрасно понимал, чем грозит прорыв русских за Вислу, и приуготовил грандиозный сюрприз в лице пришедших из резерва пяти танковых дивизий. 24 июля была воссоздана 9 армия, правда, поначалу она была сделана буквально из палок и говна, нормальных пехотных и танковых дивизий было чуть-чуть. Но вскоре ее наполнили более интересным содержанием. Северо-восточнее Варшавы собирались те самые пять дивизий, в том числе элитные «Геринг», «Мертвая голова» и «Викинг». Предполагалось снести ими Магнушевский плацдарм, заняв берег за спиной армии Чуйкова. Однако их развертывание надо было прикрыть. На юг выдвинулась «группа Франека», пехотная дивизия, разведбат «Геринга» и артиллерия усиления. Вот на них и натолкнулась идущая на север танковая армия.
Следующие дни стали кошмаром для прикрытия, идущего на юг. Танковая армия буквально разнесла пехотную дивизию в клочья, Франек попал в плен, остатки дивизии укрылись в Праге, восточном пригороде Варшавы. Однако свое дело она сделала, Радзиевский пытался обойти Прагу уже в момент накопления боевых групп на своих флангах. 1 августа 3-й танковый корпус попытался просочиться в игольное ушко восточнее Праги через Воломин и Радзимин, и был атакован с флангов. Корпус попал в котел.

Однако разгром в окружении не состоялся. Немцы атаковали до одури, однако сутки окруженцы продержались, за это время снаружи продолбился другой корпус, и окруженные стали быстро утекать через прорубленный коридор. Время работало против немцев, и подход через пару дней стрелкового и конного корпусов привел к полной остановке контрудара. Обе стороны были разочарованы, немцы не спилили плацдарма и даже не смогли съесть тактический котел, русские не создали нового плацдарма, а мечты быстро въехать в Варшаву на белом коне рухнули. Наши, конечно, могли записать себе в актив тяжелые потери противника, группа Франека была буквально распластана, а наши окруженцы потеряли в основном технику, людей вывели почти всех. Поляки тем часом начали свое знаменитое восстание, об этом ТМ тоже писал, но уже давненько. В общем, и немцы, и русские сместили центр тяжести операций к Магнушеву, те же дивизии и корпуса, что месились восточнее Варшавы, оказались буквально через несколько дней на плацдарме. В итоге снести плацдарм немцы так и не смогли. А операция «Багратион» закончилась.

 

#474
1. Вильнюс сдается.

#474

 

2. Совместный патруль польских партизан и РККА в Вильнюсе. Вскоре рядовые и младшие офицеры были добровольно-принудительно отправлены в Войско Польское, а лидеры - на лесоповал.

#474

3. Боевые еврейские партизанки.

#474

4. Венгерская самоходка.

#474

5. Раненый под Расейняем.

#474

6. Гаубица на прямой наводке, по танкам они стреляли не то чтобы все время, но бывало, были гаубицы даже с несколькими битыми танками на счету.

В качестве бонуса от удачного наступления в Белоруссии, русские поимели быструю и относительно безболезненную зачистку Прибалтики. Группа армий «Север», которой вдруг начали выходить на тылы, принялась резво сворачивать фронт. В итоге группу «Север» отрезали в Курляндии, быстро пройдя всю прочую Прибалтику. Началась эпопея борьбы за ту самую несчастную Курляндию, длившаяся до конца войны. Это была настоящая схватка инвалидов: как немцы, так и русские были до предела измотаны. В Курляндии бились буквально трехтысячные дивизии. Но это уже другая история. Угроза же от группы армий «Север» перестала быть действительно значительной. Интересно, что Жуков и Василевский предлагали по инерции отбить ни много ни мало – Восточную Пруссию, мотивируя эту идею тем, что на тот момент ВостПруссия была мякенькой и защитников там было немного. Но остальные члены Ставки решили, что лучше продолжать паять Польшу и проводить Львовско-Сандомирскую операцию.

Отсечен рог Моава и мышца его сокрушена

В абсолютных цифрах Белорусская операция стала крупнейшим поражением немецких вооруженных сил за всю их, прямо скажем, богатую историю. Наши потери известны достаточно точно: 178 тысяч погибшими и умершими – по Кривошееву. Аргументированной критики его труда в части, касающейся «Багратиона», я не встречал. Наиболее значительные потери русские понесли в начале операции, когда проламывали долго готовившуюся оборону, и в конце, когда захватывали плацдармы и отражали мощные контрудары. Потери же немцев ни черта не известны. Обычная цифра – порядка 280 тысяч убитыми и пленными, базируется на данных десятидневных отчетов. Проблема в том, что десятидневки традиционно лажают в сторону уменьшения, это оперативные данные, а вот насколько они лажают, возможны варианты, по опыту боев 43-го бывало, что и вдвое. Почему я с таким скепсисом отношусь к этим данным, численность группы «Центр» просела сильнее, чем выходит по десятидневкам. Если было 850 тысяч, зимой к моменту нового наступления русских, осталось 450 тысяч, то где все резервы, которым группу «Центр» пичкали летом? То есть, какая-то крупная масса людей потерялась при учете, а каких она точно размеров, тайна сия велика есть. К тому же, сражение затронуло еще и группы армий «Север» и «Северная Украина», а конкретно багратионовы потери из их учета выдернуть нереально. Так что сколько точно немецких солдат полегло в этом громадном сражении, мы так никогда и не узнаем. Такие дела.

Белоруссия стала крупнейшим триумфом в богатом на победы 44 году. За ней последовали операции на Украине, в Молдавии, Прибалтике. Шансы Рейха свести войну на востоке к ничейному результату обнулились.

Немцы потеряли массу опытных солдат и командиров. Многие дивизии, уничтоженные в Белоруссии, и старшие офицеры, погибшие или плененные там, воевали на Восточном фронте с самого начала. К примеру, 45 пехотная дивизия, уничтоженная в Бобруйском котле, штурмовала Брестскую крепость в июне 41-го. Георг Пфайффер, командир 6 корпуса, погибший под Витебском, также был ветераном, участвовавшим еще в сражении за Киев 41 года. Армии на центральном направлении ни в количественном, ни в качественном отношении не сумели оправиться никогда. В январе 45-го, когда началась Висло-Одерская операция, немцы в этом районе все еще были очень слабы.
Если говорить о причинах, приведших к такому успеху, то можно констатировать: важнейший этап боя – подготовка к нему. Серией мероприятий русские создали у противника совершенно превратное впечатление о своих планах. Нацистов обманули и вломили на направлении, которое те считали второстепенным. В итоге, битва была выиграна еще до ее начала. Вопрос состоял только в том, как именно будет выглядеть катастрофа вермахта, но уже не в том, будет ли катастрофа как таковая. Тактическое мастерство русских выросло достаточно, чтобы не запороть толковую стратегическую задумку, а раскрутившаяся на полную катушку промышленность позволила буквально завалить противника массой техники. Надо отдать должное и союзникам: из-за оттягивания солидных сил авиации на защиту Рейха от бомбардировок, советская авиация развлекалась как могла. Пожалуй, «Багратион» - ее самое результативное выступление за всю войну.

Шаги командора гремели все громче. Рейх, терпя поражение за поражением на западе и востоке, катился к печальному финалу.

#474
1. Разбитые севернее Минска ленд-лизовские "шерманы". В конце концов, даже победа, достигнутая ценой больших и не весьма оправданных потерь, привела Ротмитрова к отставке.

#474

2. Летом 44-го Т-34 идет мимо остова танка, погибшего летом 41-го.

#474

3. Разбитый на позиции "ахт-ахт".

#474

4. Вальтер "он-придет-и-молча-все-поправит" Модель.

#474

5. Неудачливый отпускник фельдмаршал Буш.

#474

6. Позирующий для истории Рокоссовский.

#474

7. Штурм Лепеля.

#474

8. "Великая Германия" контратакует.

#474

9. Беженцы.

#474

10. Могила.

Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных. – Уинстон Черчилль

Варшавское восстание – сюжет для соотечественников не то чтобы совсем не известный. Но у нас его главным образом рассматривают в разрезе единственного вопроса – неоказания этому восстанию помощи Советским Союзом. Я же хотел бы обрисовать этот сюжет кратенько и в более-менее цельном виде. Итак.

Под сапогом. Польша до восстания.

В 39-м году Польша оказалась разгромлена стремительно и вдребезги. СССР, как известно, вмешавшись в конце кампании, аннексировал «Кресы», т.е., западные Беларусь и Украину, Германия – заняла собственно Польшу. Это не слишком известный у нас факт, но режим, установленный нацистами, оказался чудовищно жестоким, сравнимым только с ужасами позднейшей оккупации СССР и Югославии. С другой стороны, поляки были психологически вполне готовы продолжать войну. Часть солдат ушла из Польши через нейтральные страны, и потом составила костяк польских контингентов в армиях СССР и Британии, но многие до поры разошлись по домам. Кроме того, польская армия была избита немцами так быстро, что мобилизацию во многих районах вовсе не успели провести, так что недостатка в молодых людях Польша не испытывала.

Главное, у поляков все было в порядке с мотивацией. Польский гонор часто выглядит карикатурно смешным, но его обратная сторона – это масса народу, готового на жертвы. Поляки очень легко решились на серьезную партизанскую войну. При том, что, положа руку на сердце, партизанская война против нацистов – это организованное самоубийство общества.

Подпольную организацию создали уже 27 сентября. Это не было какое-то стихийное объединение, ее базу заложил Юлиуш Роммель, комендант окруженной Варшавы. На следующий день остатки гарнизона польской столицы капитулировали, но несколько десятков офицеров во главе с генералом Токаржевским заховались в городе, оставшись на нелегальном положении. Похожие отряды возникали по всей стране, какие-то формировались просто людьми на местах, какие-то – по приказам оставшихся армейских командиров, некоторые так и просто представляли собой небольшие воинские части, не пожелавшие капитулировать вместе со всеми или спасаться через третьи страны. Несколько раз сменив название, эта структура наконец приобрела то наименование, которое сейчас мы знаем: Армия Крайова («Внутренняя армия», в буквальном переводе – в том смысле, что в противовес «внешней», польским частям в иностранных армиях).

Дальше началась классическая партизанщина, с пусканием под откос поездов, нападениями на оккупационную администрацию и ответными карательными рейдами. Польша находилась уж очень глубоко в немецком тылу, поэтому снабжать повстанцев боеприпасами и прочими расходниками войны, было трудновато. Тем не менее, английские самолеты периодически чего-то сбрасывали. Оружием аковцы располагали или трофейным, или тем, что удавалось найти на полях сражений, или самоделками. Политически АК подчинялась бежавшему в Британию правительству. Связь держали по радио и через курьеров. Надо сказать, радиообмен с Лондоном был довольно бурный, по нескольку депеш в день.

Аковцы работали, в том числе, в нынешней Белоруссии и на Украине. Что характерно, с советскими партизанами у них часто получалось наладить контакт, совместные операции происходили регулярно. А вот с украинскими националистами все горшки были побиты сразу и прочно. Их подпольная война – это песня совершенно жуткая, но отдельная, и здесь она не поется.

«Буря»

В 44-м году на фронте произошли существенные изменения. Попросту говоря, вермахту дали по шее и начали быстро оттеснять на запад. Естественно, встал вопрос о том, как взаимодействовать с СССР. Надо сказать, что русских Армия Крайова вовсе не рассматривала как дорогих освободителей. Камнем преткновения были в частности те самые спорные территории, которые Союз занял в 39-м. С точки зрения поляков это были польские земли. С точки зрения советских лидеров, это были (и сейчас есть) Белоруссия и Украина, и в 39-м мы просто вернули свое. В споры на тему того, кто тут прав, я углубляться не хочу (хотя полагаю, что ближе к истине были наши), но факт тот, что ни СССР, ни представители польского эмигрантского правительства на компромисс идти не желали. К тому же, у Сталина было совершенно определенное видение того, каким должно быть будущее Польши. А оно должно было быть коммунистическим. Логика очевидная: вы получаете независимость из наших рук, так что придется платить за это политической лояльностью. Националистическому проанглийскому правительству, которое представляла АК, в этой Польше места не было.

В общем, готовясь к такому скверному для себя развитию событий, лидеры Армии Крайовой разработали план под названием «Буря». Суть его была в том, что перед подходом советских войск в тех местах, где были ячейки АК, следовало поднимать восстания. Восставать требовалось так, чтобы с одной стороны, немцы не успевали задавить бунт прежде, чем придут русские, с другой – АКовцы должны были продемонстрировать флаг и вообще претендовать на роль самостоятельных настоящих освободителей. Вскоре эта затея была опробована на практике.

22 июня 44-го началась операция «Багратион» в Белоруссии. Русские за две-три недели декапитировали группу армий «Центр», и быстро продвигались на запад. Тут нас интересует Вильнюс. Там действовал крупный отряд Армии Крайовой. Как и было задумано, перед подходом русских этот отряд поднял восстание в городе. До кучи к процессу присоединились местные подпольщики-евреи. Тут же выяснилось, что самостоятельно выпилить немцев из Вильнюса поляки все же не могут. Но вот поддержать штурмующих вполне в состоянии. Вильнюс был окружен русскими и в результате бешеного штурма взят на штык (желающие могут погуглить воспоминания Иона Дегена, он как раз участвовал в этом побоище). Часть гарнизона сумела бежать, основной массе не повезло. Черняховский поначалу совершенно спокойно отнесся к полякам, первое время по улицам города ходили совместные советско-польские патрули, но спустя несколько дней аковцев интернировал НКВД. Большая часть людей была добровольно-принудительно записана в армию Берлинга (подчиняющиеся командованию РККА польские части), верхушку местной ячейки АК и вообще тех, кто не понравился, арестовали. Любопытно, что поляки подготовили еще и своих чиновников, которые попытались вступить в управление городом и, естественно, тоже были арестованы. Подобным образом шло дело во всех городах, где аковцы проявляли активность - в Лиде, Барановичах, далее везде.

С одной стороны, поляки изначально были настроены на конфронтацию, с другой – советская сторона, как только прекращались бои, начинала обраться с аковцами в стиле «А ты кто вообще такой?» Такое отношение могли изменить политические лидеры поляков, то есть, правительство в изгнании. Но те были очевидными креатурами англичан, Сталин не имел ни малейшего желания признавать их в качестве полноценного партнера по переговорам (читаю тут стенограмму переговоров Молотова с Миколайчиком, и стиль общения советского дипломата просто сочится презрением). Сами же руководители правительства в изгнании уперлись рогом в вопрос о «Кресах», и лояльность выражать не собиралась ни секунды. Сталин пошел было на компромисс, и предложил создать коалиционное правительство из изгнанников и польских социалистов. Но эти условия также были отвергнуты. Более того, командующий Армией Крайовой, генерал «Бур»-Коморовский так и открытым текстом заявил, что его подчиненные будут бороться против СССР, хотя и не вооруженной силой. В общем, те и другие не ожидали друг от друга ничего хорошего, и те и другие не обманулись.

Варшава

В этой нервной обстановке и началась подготовка к восстанию в Варшаве. Восстание готовили уже помянутый главком АК, Тадеуш «Бур» Коморовский, и его зам непосредственно по Варшаве, полковник Антоний «Монтер» Хрусцель. План предусматривал следующее. Поляки должны были восстать в момент, когда немцы уже побегут из города, но русские еще туда не придут. После этого требовалось занять Варшаву, и прочно ее удерживать к моменту подхода русских. Дальше предполагалось, что заграница в лице Британии поможет, и Сталин будет вынужден признать правительство в изгнании в качестве законных представителей Польши, соответственно, лояльный СССР режим установлен не будет. План этот не просто отдавал авантюрой, но весь строился на неочевидных положениях. Для его успеха требовалось, во-первых, очень точно рассчитать момент. Немцы в самом деле должны были бежать, русские в самом деле прийти. Во-вторых, совершенно не было фактом, что англичане действительно примутся давить на Сталина. То есть, торговаться они, конечно, начали бы, но вопрос, что выторговали бы. Вряд ли, конечно, русские бы физической силой истребили отряды АК, но тут именно что требовалось большими силами держать или всю польскую столицу, или хотя бы ее основную часть. Как бы то ни было, на фронте быстро происходили изменения. Во второй половине июля русские взяли первый крупный город собственно в Польше. 2-я танковая армия вырвалась к Люблину, и за пару дней взяла город приступом. В Люблине было тотчас образовано просоветское правительство Польши, что дополнительно подстегивало Бура и Монтера. Тем временем, 2-я танковая повернулась под прямым углом и рванулась строго на север, вдоль берега Вислы, к Варшаве. Армия сметала все на своем пути, усиленная пехотная дивизия, которой немцы пытались закрыть ей путь на север, попала под удар на марше и была рассеяна за пару дней, ее командир попал в плен. В этот момент из Варшавы побежали тыловики и администрация. Монтер и Бур смотрели на происходящее в легком обалдении, уж больно быстро все происходило. 31 июля Монтер лично поехал в Прагу. Не в чешскую Прагу, а в предместье Варшавы на восточном берегу Вислы с этим названием. В бинокль он наблюл, натурально, советские авангарды южнее пригорода, а пушечную стрельбу слыхать было и без всякого бинокля. Тем же вечером поляки приняли решение выступать.

Однако на фронте вновь произошли перемены, причем буквально за несколько часов. Немцы приготовили Второй танковой сногсшибательный сюрприз в лице аж пяти собственных танковых дивизий. Русские, уже обходившие Прагу по дуге, были внезапно атакованы во фланги пятью немецкими танковыми дивизиями. 3-й танковый корпус, шедший в авангарде, оказался окружен у Радзимина. Последующие дни были посвящены его спасению и отражению немецких посягательств разбить 2-ю ТА. Радзиевский (командующий 2-й та) мгновенно остановил наступление, 3-й тк свернулся ежом и отбил серию бешеных атак, пока снаружи к нему рубили коридор, а остановленных танкистов догоняла пехота. Матчасти потеряли много, счет утрат шел на сотни танков по обе стороны фронта (для любителей точности, в безвозврат и капремонт у русских уехало 283 машины, как после Прохоровки, немцы потеряли, судя по их документам, 200-250 танков и САУ). Люди пострадали не так страшно, как можно подумать (русские потеряли убитыми и пленными около восьмисот человек, немцы за эти дни не вели учет потерь, но видимо, несколько тысяч человек, главным образом в затоптанной в начале битвы 73 пехотной дивизии). Но главным для судьбы Варшавы был сам факт такого сражения. Планы по быстрому прорыву на западный берег Вислы полетели в мусорную корзину, а из-за локального котла русским, положительно, в ближайшую пару недель было плевать на все восстания на планете. Восстание началось 1 августа, через несколько часов после того, как русские прекратили наступление и перешли к пожарным мерам спасения окруженцев. План восстания начал рушиться еще до старта.

Слайды.

#474

1. Неизвестный солдат Варшавского восстания. Имя и судьбу этой связистки мне так и не удалось установить.

#474

2. Шедевры партизанских самоделкиных. "Стэны" как ни странно они намострячились изготавливать вполне пристойного качества. В центре композиции адский автоматический самопал по имени "блыскавица".

#474

3. Совместный патруль Армии Крайовой и РККА в Вильно. Через некоторое время людей в конфедератках отправят в армию Берлинга, вероятно, кто-то из них войдет в Варшаву зимой.

#474

4. Мотопехота 2-й танковой армии и горящая "пантера" летом 44-го. В последние дни июля 2-я ТА так быстро ехала окровавленными гусеницами по хрупким костям группы армий "Центр", что это спровоцировало нервическую реакцию в Варшаве - и со стороны немцев, и со стороны поляков. 

За секунду до взрыва

У Бура и Монтера была изрядная сила народу. Около 50 тысяч человек были готовы участвовать в восстании. Имелась, однако, небольшая проблема. Стволов огнестрельного оружия у них было тысяч восемь, из них половина – пистолеты. То есть, это не то что одна винтовка на троих, это одно хоть что-нибудь на шестерых. Батальоны «Кедыв», т.е., диверсионные («Зоська», «Парасол» и еще парочка) были укомплектованы волынами примерно на треть, и это был хороший уровень. Так что средний польский батальон – это в лучшем сотня наиболее опытных партизан с оружием, и триста или четыреста невооруженных, которые бегут за оружными в ожидании, что те убьют немца хотя бы с рогаткой или погибнут сами.
Наиболее боеспособной силой были помянутые диверсанты. В Варшаву их ввели заблаговременно, так что бойцы успели изучить город.

Процентов десять аковцев в Варшаве составляли женщины. Кажется, ни один фотограф Варшавского восстания не отказал себе в удовольствии заснять какую-нибудь симпатичную «кобьету». Понятно, что их старались использовать не в качестве ударной силы на передовой, но в качестве вспомогательного персонала (санитарки, связь и прочее) девицы тянули лямку не хуже мужиков.

Параллельно АК в Варшаве действовало коммунистическое подполье, «Армия Людова». У нас ее раскручивали по политическим мотивам, реально ее возможности были невелики, чтоб не сказать мизерны. «Армия Людова» располагала очень небольшим количеством вооруженных людей. В ходе восстания коммунисты находились в оперативном подчинении у командования АК.

Немцы первоначально располагали в Варшаве гарнизоном из всяческих стройбатов, полицейских и охранных частей. Вся эта рать обладала ничтожными возможностями к самостоятельным действиям, но в штуках их было около 16 тысяч бойцов. То есть, легкого выноса тела в любом случае ожидать не приходилось. Теоретически, в окрестностях Варшавы находилась бронированная орда в пять танковых дивизий, на практике основная ее масса рубилась с русскими у Радзимина, но какие-то отдельные части спорадически в Варшаву засылались, вплоть до отдельных танков под конкретные задачи.

Первые дни

План Армии Крайовой предусматривал атаки на множество объектов одновременно. Недостаток такой затеи очевиден, у поляков и так было все плохо с оружием, а размазывая ударные группы по множеству направлений, поляки могли на каждом продемонстрировать изрядную огневую немощь. С другой стороны, внезапная атака на многие подразделения разом давала шансы взять немецкие блокпосты «на банзай», и таким макаром и проблемы с вооружением решить, и более обширные районы города под контроль взять.

Первая неприятность состояла в том, что кое-где начались фальстарты. То есть, полевые командиры начали нападать на немецкие патрули еще до того, как начались полноценные атаки на немецкие гарнизоны. В общем, в 17-00 война должна была начаться, но стрелять отдельные горячие головы начали уже с часу пополудни (дисциплинка, конечно, у повстанцев хромала), так что часть гарнизонов немцы успели поднять в ружье. С другой стороны, комендатура Варшавы меняла памперсы после внезапного появления русских к востоку от города и восстание все-таки прошляпила, так что шансы подавить мелкие группы немцев оставались.

17-00. Стреляют все. Первый успех принес батальон «Зоська», цопнувший ж-д станцию на севере города. Несколько минут спустя удалось захватить электростанцию, перебив или пленив около сотни охранявших ее эсэсовцев. Причем, хотя электростанцию штурмовали довольно жестко, и дорогу прокладывали, подрывая «лишние» стенки, ее удалось запустить, и какое-то время станция даже еще работала. Таким же макаром удалось занять несколько крупных зданий, типа высотки Prudential, самого высокого здания в Варшаве. Но вот атаки на хорошо охраняемые объекты в большинстве своем провалились. Повстанцы не сумели взять аэродром к юго-западу от Варшавы, обломались со штурмом казарм СС на улице Нарбутта и, главное, не сумели захватить ни одного моста через Вислу. Вот это очень важно, поскольку все-таки предполагалось, что русские придут, а без мостов коммуникация с ними была крайне затруднительна. Мало того, немцы, ожидая дальнейших посягательств на мосты, заминировали их, так что теперь шансы заполучить их резко упали. Еще одной скверной новостью был быстрый коллапс восстания в Праге, пригороде на восточном берегу. Там застать супостата врасплох не вышло, фронт проходил рядом, и немцы встретили повстанцев во всеоружии, к тому же, прямо на окраине Праги, как оказалось, торчал танковый батальон дивизии «Герман Геринг», так что успехи АК здесь были околонулевыми.

В общем, итог первого дня был далек от ожиданий. То, что удалось захватить, конечно, здорово радовало сердце, но кроме нескольких складов и электростанции все эти объекты были не особо полезны для достижения успеха. К тому же, часть наиболее подготовленных и хорошо вооруженных батальонов «Кедыва» в первом штурме не участвовала, спасая «Бура» из окружения, куда тот по случайности угодил. С другой стороны, немцы тоже не имели поводов к радости. По Варшаве было раскидано около десятка окруженных немецких отрядов. Их надо было спасать. Повстанцы не сумели захватить мосты, но и пользоваться ими теперь было нельзя, поскольку подходы простреливались. Варшавяне резво принялись строить баррикады, перегораживая основные улицы. Причем это не были кучи хлама, которые обычно рисуют на картинах про красную Пресню, а полноценные каменные стены выше человеческого роста. Немцы пытались воздействовать на эти ударные стройки, по улицам крейсировали отдельные броневики и даже танки, постреливая из пулеметов по строителям, периодически работали снайперы, но в целом сорвать строительство не получилось.

В 17-30 Райнер Штагель, комендант Варшавы, проинформировал Гитлера о начале восстания. Поначалу предполагалось, что восстание подавят силами 9 армии, в чьем ближнем тылу находилась Варшава. Но командарм фон Форман честно сообщил, что лишних людей у него нет, ему продолжающийся «Багратион» отбивать надо. Танковые дивизии, стоявшие в двух шагах от города, бились у Радзимина, а потом ими предполагалось спилить более опасный Магнушевский плацдарм, на котором армия Чуйкова окапывалась со скоростью бригады кротов. Так что внутренними резервами обойтись явно не получалось. Тогда фюрер обратился к Гиммлеру, шефу СС. Гиммлер бодро сообщил, что у него в запасе есть специалисты на все случаи. Так что подавление восстания, фактически отдали на откуп СС. Тогда же назначили старшего по усмирению. Им стал обергруппенфюрер СС Эрих фон дем Бах (иногда пишут Бах-Зелевски). Этот деятель до Варшавы отвечал за контрпартизанскую борьбу в СССР. Какими методами велась эта борьба, всем известно. В Варшаве фон дем Бах привычкам не изменил. Но пока он оставался генералом без армии, эсэсовские части только стягивались к Варшаве.

Неудачи первого дня не обескуражили поляков. Наутро Бур и Монтер энергично продолжили ковать свое короткое счастье. Отчаянные уличные бои продолжались до вечера 4 августа. Полякам удалось раздавить часть опорных пунктов. Мало того, они даже бронетехнику захватывали. В частности, трофейными фаустпатронами подбили две «пантеры», которыми немцы попытались обстрелять баррикаду, починили и наслали на бывших владельцев ("Пантеры" принадлежали 19-й тд, в городе они появились с ремонтной базы, их изначально подбили у Радзимина, и к тому моменту уже починили). Однако ни мосты, ни аэродромы захватить так и не удалось.

К концу 4 августа быстрые успехи повстанцев кончились.
Как Варшава выглядела в этот момент. Повстанцам удалось освободить крупный спальный район на севере Варшавы, Жолибож. Этот район надолго станет одним из наиболее спокойных мест Варшавского восстания. Южнее удерживались обширные районы Старого города и городского центра. Этот район и стал основным центром сопротивления. Он образовывал, несколько упрощая, квадрат со стороной где-то километра четыре. С севера и юга этот квадрат ограничивали железные дороги, с востока – река Висла, на западе он кончался предместьями Воля (северо-западная сторона) и Охота (юго-запад). Из этого квадрата торчит небольшой «аппендикс» на юго-восток, там к Висле примыкает микрорайон Черняков. Внутри основного «квадрата» – несколько удерживаемых немцами опорных пунктов, в том числе один, довольно солидный, примыкает к Висле. В этом котле в Сандомирском дворце (на площади Пилсудского) сидел, собственно, Штагель, немецкий комендант города. Еще на юг – изолированный микрорайон Мокотув. В общем, не на огромном участке все это происходило. Но все это пространство было густо забито баррикадами, через несколько дней – еще и развалинами, а линия фронта была такой сложносочиненной и изломанной, что поход от одного конца Варшавы в другой становился головоломным квестом на поиск пути. Повстанцы наладились для сообщений использовать канализацию, так что удавалось не только держать связь, но и перебрасывать подкрепления даже в полностью отрезанные районы.

Кстати. Для простоты и внятности я отдельно не упоминаю, но кроме больших районов было еще довольно много мелких узлов сопротивления, типа Дольнего Мокотува. Это все сообщало дополнительные трудности с перемещением по городу и вообще делало карту позиций сторон похожей на живопись абстракциста. Вообще, хочется добавить, что у лидеров восстания была, видимо, некоторая каша в голове, отсутствовало четкое понимание, что и зачем захватывается. Действительно значимые цели атаковались недостаточными силами, в то время как довольно крупные отряды брали какие-то пригороды, ничего не контролировавшие и никак немцам не мешавшие.

Фотки. 1. Очень известная фотография повстанческой гвардии, бойцов батальона "Зоська". Справа, не полностью попал в кадр, Тадеуш Милевский, убитый через несколько часов после того, как сделано фото. Мрачный мужик слева Войцех Омыла, он тоже погиб во время восстания. В центре единственный переживший войну, Юлиуш Дечьковский, он дожил до 1998 г., здесь ему 20 лет. Все одеты в трофейный камуфляж с эсэсовских вещевых складов, оружие тоже трофейное. Повязки - чтоб свои с перепугу не грохнули.

 

#474

2. Самопальный броневичок "Кубус". Корпус сохранился, до сих пор стоит в варшавском музее восстания.

#474

 

3. Пленные офицеры и чновники оккупационной администрации. Старт восстания был суматошным, но некие успехи принес.

#474

 

4. Свадьба, смотрите, ведут, сегодня на кого-то надели хомут!

 

#474

5. Без комментариев.

#474

6. Фотка, подобработанная фотошопом.

#474

7. В модном плащике вождь восстания, "Бур" Коморовский. В каске Ян "Радослав" Мазуркевич, командир диверсионных батальонов, затычка в каждой бочке и один из главных героев без кавычек Варшавского восстания.

#474

8. Ресторан "У партизана", супчик дня от шеф-повара.

#474

9. Девушки.

#474

10. ...и юноши

#474

Библейские ужасы

К пятому числу под Варшаву прибыла зондеркоманда Дирлевангера. Это было, наверное, самое безумное воинское формирование в мировой истории. Наши штрафные роты по сравнению с этими ублюдками – просто кавалергарды. Начиная от командира. Оскар Дирлевангер до войны сидел в тюрьме за педофилию. Во время войны, однако, ему поручили организовать подразделение для антипартизанских операций. Он его и выпестовал. Бригада состояла главным образом из уголовников, причем осужденных не за военные преступления и не за мелкую бытовуху, а за разбои, убийства, и т.д. Заметный процент бригады составляли наши коллаборационисты, достаточно небрезгливые, чтобы служить в таком чудном соединении. То, чем они занимались в СССР, известно хотя бы по слову «Хатынь», и каратели в «Иди и смотри» - это, грубо говоря, они. Среди немецких заключенных было полно желающих вступить в бригаду, так что с рекрутами проблем не было. Один плюс у них, кстати, был – безусловная личная храбрость. Сам Дирлевангер Дирлевангер был много раз ранен, и подчиненных подбирал таких же, чтобы пулям не кланялись. Вот с тактической подготовкой было заметно хуже.

Другая часть, подошедшая к Варшаве в несчастный день 5 августа 44-го – это сводный отряд из состава РОНА Бронислава Каминского. Каминский во время оккупации создал самоуправляемый район на территории Брянской области, и организовал там коллаборантское воинское соединение. Эксперимент оказался относительно удачным, хотя Каминский боролся с партизанами с обычной жестокостью, но в 43-м РККА выбила немцев из Брянской области, и Каминскому со своими архаровцами пришлось бежать. Теперь им нашлось дело.

Кроме бригады Дирлевангера и отряда РОНА, немцы подтянули к городу кучу всяких формирований типа азербайджанских батальонов, украинских вспомогательных частей, моторизованной полиции и т.д. и т.п. Короче говоря, подавлять восстание отправились части, собранные по принципу «Возьми, убоже, что на фронт негоже». Но основной ударной силой на этом этапе были все-таки люди Дирлевангера и РОНА. Их первой задачей было прорубание коридора к тем, кто был заперт в восточной части Варшавы. Поскольку фон дем Бах и его зам Райнефарт были те еще тактики, немцы устроили атаки сразу по всем направлениям. Дирлевангеру, впрочем, его удар удался. Немцы к середине дня выбили поляков из Воли.

Дальнейшее превосходит понятия о приличиях даже с точки зрения немецких войск образца Второй Мировой. Дирлевангер устроил побоище. Каратели начали с того, что перебили раненых, захваченных в двух госпиталях. Медсестры были изнасилованы и убиты. Затем началась зачистка района. Тех, кому не повезло там оказаться (а не повезло многим, Воля – густонаселенный спальный пригород) толпами сгоняли во двор близлежащего заводика и там расстреливали. Спрятаться было сложно, дома после зачистки сжигали огнеметами. За этот и последующие дни в Воле солдатами Дирлевангера было убито около сорока тысяч человек. Это оценка снизу. Большая часть их не только не была повстанцами, но даже не относилась к способным держать оружие, несколько тысяч погибших были детьми.

У отряда РОНА, который орудовал южнее, в районе Охоты, получилось почти то же самое, только труба ниже и дым жиже. РОНА прошла аж 300 метров по прямой, оттеснив немногочисленных оборонявших Охоту поляков, после чего предалась радостям грабежа, пития и изнасилований. В ответ на попытки немецких командиров навести какое-то подобие порядка, командир полка, майор Фролов, заявил, что они подчиняются только Каминскому, так что пусть герр генерал своими пожеланиями утрется. Райнефарт в расстроенных чувствах вопросил Каминского, как же так, и тот ответствовал, что солдаты имеют право на мародерство, поскольку потеряли свое имущество в России. Офигевшие немцы принялись капать во все инстанции. Для полного счастья, каминчики где-то нашли двух девушек-немок из нацистской молодежной организации и снасильничали их вместе с польками. Такого немцы точно простить не могли. Дабы отделаться от этого типа, забегу несколько вперед. Дело кончилось тем, что Каминского в буквальном смысле выгнали из гестапо за зверства. То есть, фон дем Бах в конце августа его приказал расстрелять, что и было сделано. Разница с Дирли состоит в том, что тот был маньяк, но давал результат. РОНА же и результата не давала. Как беспристрастную оценку, как славных подвигов итог, старик Каминский видит стенку и слышит чпок.

Все эти ассирийские зверства совершались с целью посеять ужас и подорвать готовность аковцев к сопротивлению. Реальный эффект оказался противоположным задуманному, поляки убедились, что поражение и сдача означает лютую смерть для их города, и в дальнейшем защищались с отвагой отчаяния.

Фото. 1. Эвакуация гражданских.

Поляки наладились через канализацию проводить не только связь, но и маневр. Причем немцы до самого конца не смогли блокировать эту систему коммуникаций, при том, что аковцы маневрировали там отрядами иногда по несколько тысяч человек.

#474

2. Нежный и удивительный Оскар Дирлевангер.

#474

3. ...и его солдаты.

#474

4. ...И результаты их работы, фото из Воли.

#474

5. Изумительное сочетание мерзости и лузерства, г-н Каминский.

#474

6. Еще одна бронированная хреновина.

#474

7. Фото известное, но больно уж характерное. Гоп-зольдатен Дирлевангера.

Варшавское восстание. Ч. 4.

Город в осаде

Как ни странно, пока шла бойня в Воле, наиболее боеспособные части АК занимались кое-чем иным. Буквально в нескольких сотнях метров от Воли группа под командой Яна «Радослава» Мазуркевича взяла приступом концлагерь Гесийовка. Эта тюряга находилась на руинах гетто, и была местом заключения примерно 350 человек. Там содержались евреи, пережившие восстание в гетто, и захваченные ранее члены АК. Такой успех обошелся всего в одного погибшего, поляки использовали захваченные ранее «пантеры» в качестве бронированного тарана. Можно представить ощущения тюремщиков, которых внезапно приехали долбать немецкие же танки. Освобожденные естественным образом (куда денешься с подводной лодки) пополнили ряды повстанцев. Кроме того, тогда же освободили еще одну тюрьму, на Даниловичской, с советскими солдатами. Несколько десятков советских пленных сформировали отдельный русский взвод под командой лейтенанта-пограничника Виктора Башмакова, который в лагерях аж с лета 41-го года сидел. Они сначала воевали в Старом городе, позднее отошли на север, в Жолибож.

Между тем, бригада Дирлевангера продолжала с неотвратимостью крышки гроба давить на восток. По дороге они использовали очередную тактическую новацию: тех жителей Воли, которых в несказанном милосердии не убили, они гнали в качестве живого щита. Такой мощный прием было сложно парировать, и оборонявшиеся здесь батальоны «Парасол», «Хробры» и «Халь» постепенно пятились, тем более что у Дирлевангера было попросту больше людей и толще вес залпа. К 7 августа немцы имели узкий, но вполне проходимый коридор к Штагелю в его Сандомирском дворце, крупный окруженный отряд оказался деблокирован. Правда, охранять весь этот коридор они толком не могли, поэтому связь осуществляли исключительно с помощью брони, обычный грузовик был бы посечен по дороге даже без минометов (которых у повстанцев некоторое количество было), просто из стрелкового оружия.

Надо отметить одну вещь. Немцам катастрофически недоставало пехоты. Даже не вдаваясь в вопрос о качестве имеющихся частей, они в августе не могли хотя бы как следует блокировать Варшаву. Например, поляки перемещались через Кампиносский лес на севере города, туда-обратно. Немцы старались как-то скомпенсировать эту проблему огневой мощью, Варшава стала местом применения массы малосерийной тяжелой техники, вроде самоходок «штурмтигр» с чудовищным морским реактивным бомбометом в качестве оружия, подрывных дистанционно управляемых танкеток «Голиаф», монструозных осадных мортир типа «Карл» и прочая, прочая. Использование всех этих достижений прогресса делало все восстание похожим на какую-то вархаммеровскую баталию и быстро обращало Варшаву в руины.

Немцы, поднатужась, к 11 числу наконец выбили поляков из Воли и гетто (севернее), спалив доставившие им массу неприятностей трофейные «пантеры». А вот в Охоте у РОНА по-прежнему продолжался затыр. Мало того, в какой-то момент коварные поляки дождались, когда герои антибольшевистской борьбы как следует надерутся, и устроили результативную контратаку, по ходу которой командира подразделения РОНА майора Фролова подпалили из огнемета.

Пройдя Волю и гетто, немцы уперлись в Старый город. Там и так тусовались основные силы АК, к тому же, Радослав именно туда отвел своих диверсантов из «Зоськи» и «Вацека», поэтому поляки сумели выстроить достаточно плотную оборону. Поскольку немцами командовали откровенные профаны, они не нашли ничего умнее, чем долбиться в польскую оборону в самом сильном ее пункте. Плохая тактическая подготовка штурмующих (бригада Дирлевангера, два азербайджанских батальона, две малочисленных кампфгруппы из пехоты, саперов и артиллерии, подрывные танкетки и самоходки для усиления) приводила к тяжелейшим потерям. С результатом же было откровенно туго. Однако 13 августа немцам удалась потрясающая диверсия.

В середине дня к баррикаде на Замковой площади под прикрытием двух танков подошла танкетка неизвестной конструкции. Через некоторое время экипаж бежал, оставив непонятный samochód pancerny метрах в десяти от баррикады. Повстанцам удалось добраться до машины и отогнать за баррикаду – она была на ходу. Капитан Люциан Гаврих, которому сообщили о захвате необычного агрегата, заподозрил ловушку и вызвал сапера. Однако Витольд Пясецкий, которому поручили осмотр трофея, просто не успел добраться до места. Почему машину решили отогнать в глубину Старого города, чья это была идея, уже никогда не будет выяснено. Но факт тот, что сержанты Зигмунт Сальва и Генрик Пачковский повелистранный агрегат к ставке Бура. Посмотреть на необычный трофей сбежалась масса народу, и повстанцев, и просто варшавян.

В шесть часов вечера, на улице Килиньского напротив штаб-квартиры Бура, в огромной толпе машина взорвалась. Это был тяжелый постановщик мин. Он нес около полутоны тротила. От взрыва детонировал склад коктейлей Молотова. Погибло почти двести повстанцев и столько же мирных жителей, Бура контузило. Был это сознательный шаг немцев, или они хотели только подорвать баррикаду, так и не выяснено по сей день. Витольд Пясецкий, который до конца жизни не простил себе опоздания, был уверен, что немцы сознательно надеялись, что «троянскую танкетку» утянут в глубину обороны. Как бы то ни было, сказать точно уже ничего нельзя, а тогда немцам удалось серьезно поколебать оборону Старого города.

Однако и этот удар не оказался фатальным. До 18 августа атаки на Старый город продолжались, сменяясь ударами пикирующих бомбардировщиков и артобстрелами, но успех так и не был достигнут. Поскольку и без того не очень многочисленная пехота понесла тяжкие потери, а линия фронта где была, там и осталась, фон дем Бах на несколько дней приостановил попытки укусить ежа за задницу.

В кабинетах и в окопах

Восстание стало сюрпризом не только для немцев. Русские были не то чтобы огорошены. Как минимум, они знали о существовании плана «Буря», и видели, по какому сценарию шли события в городах «Кресов» и Люблине. Но к каким-то решительным мерам на тему помощи восстанию они в августе готовы, конечно, не были, а переговоры с лидерами польского изгнанного правительства неизбежно упирались в тупик.

Но и англичане, на которых польские лидеры так надеялись, никакого восторга по поводу восстания не испытали. РККА была, очевидно, лучшей шпагой Антигитлеровской коалиции, и хорошие отношения с СССР для англичан были куда важнее, чем судьба Армии Крайовой. Тем более, что англичан никто не удосужился поставить в известность о будущем восстании. Англичане ограничились засылкой грузов по воздуху. Первые сбросы разочаровывали, повстанцам удалось подобрать только часть исходно небольшого груза. А ведь в Варшаве были уверены, что на помощь им придет чуть ли не массовый воздушный десант! Слухи в Варшаве ходили совершенно дикие, вплоть до ожиданий сброса целиковой воздушно-десантной бригады. В общем, позиция англичан была проста: они сдали Армию Крайову в пользу хороших отношений с СССР.

Тем временем положение повстанцев в Старом мясте постепенно ухудшалось. Немецкие атаки стоили аковцам очень дорого, от элитных диверсионных батальонов «Кедыва» осталась едва треть состава, остальные батальоны также понесли тяжкие потери. Гражданское население страшно страдало под обстрелами, к тому же, начались проблемы с едой и даже водой. Монтер, понимая отчаянность положения, решился на контрудар с тем, чтобы ослабить давление на Старый город и дать отдых его измученным защитникам. Атаку он решил провести севернее и южнее Старого мяста, из центра Варшавы и северного пригорода, Жолибожа, благо, в последний через Кампиносский лес проникли 650 человек из окрестностей Варшавы. Эти атаки были скверно скоординированы и в итоге захлебнулись. Немцы остановили поляков убийственным артиллерийским огнем, поддержку им также оказывал бронепоезд. Правда, немецкие попытки поэксплуатировать этот успех и все-таки прорваться в Старый город тоже не удались.

В конце августа фон дем Бах получил солидное подкрепление. С пехотой положение так радикально и не улучшилось, зато добавились разнообразные самоходки (в том числе два монструозных «штурмтигра»), пара осадных мортир типа «Карл», огнеметчики и артиллерия. Шквал огня наконец задавил польскую оборону в Старом городе. 28 августа пала фабрика ценных бумаг, за которую весь август бились с совершенно сталинградским напряжением. Оборона Старого мяста начала рушиться. Полковник Вахновский, командовавший этим сектором, решил эвакуировать уцелевших через канализационные туннели. Около 4500 повстанцев в итоге ушли на юг, в центральную часть Варшавы. Отход проходил достаточно спокойно. Батальон «Зоська» соригинальничал, одетые в трофейный камуфляж и вооруженные немецкими винтовками, поляки вышли из Старого города по поверхности земли, прямо через немецкие линии. Последним, вечером 31 августа, на юг ушел батальон «Хробры», прикрывавший общий отход. В Старом городе осталось около 2 500 раненых и порядка 35 000 гражданского населения. Нацисты перебили около семи тысяч человек, отправив прочих в лагеря. Крепкий орешек был, наконец, разгрызен. В начале сентября эсэсовцы окончательно зачистили последние очаги сопротивления в Старом городе и отбили электростанцию, занятую в начале восстания.

Теперь ситуация была следующей. На севере оставался Жолибож. Там находилось несколько сот человек, в т.ч. просоветская «Армия Людова» в полном составе. В центре оборонялось порядка 5 000 аковцев, еще 2 000 человек защищались в Мокотове, на юге, и 1200 бойцов находилось в Чернякове, районе юго-восточнее городского центра, у Вислы. Понятно, что Монтер мог рекрутировать и больше народу, но на большее не имелось оружия. С идеей связать южные районы с центром нормальным человеческим коридором пришлось распрощаться, поскольку этому мешали хорошо укрепленные позиции в районе местного Гестапо. Однако очередная серия немецких атак потерпела крах, поэтому Монтер все-таки получил возможность улучшить свои позиции. Какие-то отдельные здания в глубине позиций аковцев еще удерживались немцами. Они, конечно, страдали там от голода, но были у повстанцев настоящим гвоздем в дупе. В частности, таковым гвоздем был гарнизон в полторы сотни немцев, засевших на 11-этажной телефонной станции. Ночью 22 августа отряд батальона «Килински» стандартным способом повстанцев – через канализацию - проник в подвал здания, и выбил немцев на верхние этажи, а затем и вовсе принудил сложить оружие. А вот бой за университет удачным не оказался, хотя поляки использовали бронетехнику – самодельный броневик и трофейный БТР. Немцы просто были лучше готовы к удару и имели более многочисленный гарнизон.

Все же немцы постепенно продвигались вперед. Медленно, на 300 метров за первые две недели сентября, потеряв за эти метры 5 000 человек(!!!), но продвигались. На середину сентября ситуация выглядела плохо и сползала к худшему. Мало боеприпасов, мало еды, мало медикаментов, много раненых и погибающих каждый день гражданских. А главное, совершенно нет перспектив. В штабе Бора начали всерьез обсуждать капитуляцию. Однако именно в середине сентября произошли события, продлившие восстание еще на две недели.

Фоточке. 1. В кадре половина танковых войск восстания. Шутки шутками, но немцам "пантеры" попили кровь.

#474

2. Из-за спины товарища выглядывает лейтенант Виктор Башмаков (в советской пилотке). Советские пограничники, получив свободу, бились отчаянно и были к концу восстания, судя по всему, перебиты поголовно.

#474

3. Бруммбар и обезьян.

#474

4. Мортира типа "Карл" по имени "Циу" стреляет...

#474

5. ...И попадает в высотку Prudential. Снаряд высадил кусок фасада, просквозил здание и взорвался уже снаружи. Еще один снаряд "Карла", неразорвавшийся, в этой высотке нашли уже после войны.

#474

6. А так лупит "Штурмтигр". В 44-м уже, казалось бы, по каким редутам стрелять, но вот, нашлось, по каким.

#474

7. "Троянская танкетка", саперная машина, взорвавшая несколько сот человек, собравшихся посмотреть на нее.

#474

8. Повстанец по имени Роман Мархель.

#474

9-10. Штурм телефонной станции с разных ракурсов

#474.

"Мы ждем тебя, красная зараза, чтобы спасла нас от черной смерти".

В августе наступление РККА у Варшавы прервалось эффектным контрударом, но в сентябре русские уже чувствовали себя достаточно уверенно, чтобы зачистить, как минимум, восточный берег Вислы. Если отставить в стороне политику, имелись веские чисто военные причины и к тому, чтобы остановиться в августе, и к тому, чтобы решительно действовать в сентябре. Дело в том, что пока Прага оставалась в руках немцев, те имели собственный плацдарм перед Вислой, что совершенно не улыбалось никому в Ставке. Из-за восстания немцы не могли его толком использовать, но пади Варшава, немцы останутся с отличным предмостным укреплением. 11 сентября 47-я армия начала атаки против немецкого корпуса, оборонявшего Прагу. 14 числа восточный пригород Варшавы был освобожден, смятые немецкие части отступали на север. Но здесь сказалось упущение первых дней восстания: мосты, так и не захваченные раньше, были давно готовы к подрывам, и при приближении русских взорваны. С военной точки зрения это серьезно обесценивало для русских прорыв в саму Варшаву. Но лишний плацдарм едва ли кому-то бы помешал, а Армия Крайова была настолько измотана, что угрозы интересам СССР уже не представляла, так что Ставка приняла решение попробовать форсировать Вислу еще и в самой Варшаве.

Начался сброс в Варшаву оружия и боеприпасов, чего ранее русские не делали. С 13 сентября до конца русские сделали порядка 5 000 самолетовылетов, закинув в Варшаву несколько тысяч стволов, три миллиона патронов, медикаменты, продовольствие и прочая и прочая.

Ближе всего к русским позициям находился Черняков (напомню, юго-восточная позиция повстанцев). Этот анклав был связан с центром узким коридором, и с востока примыкал к Висле. Русские вполне логично решили, что будет лучше, если спасать поляков будут поляки же. 15 сентября Вислу у Чернякова форсировали четыреста «берлинговцев», солдат 1-й армии Войска Польского («наши» поляки, армия была сформирована из интернированных после оккупации Польши немцами и этнических поляков – граждан СССР). Еще несколько тысяч бойцов той же армии присоединились к ним в последующие дни. Переправа шла под постоянным артобстрелом и тяжелыми потерями. В противоположную сторону по мере сил работала уже советская артиллерия (именно советская, артобстрел русские вели сами). В общем, то, что обычно рассказывают про форсирование Днепра, касалось скорее Вислы. На западном берегу их встретили части вездесущего Радослава. Остатки его батальонов как раз для обеспечения высадки и переправились в Черняков. Медленно, но верно поляки накапливали силы на плацдарме. Однако реакция неприятеля последовала незамедлительно.

Во-первых, немцы еще в начале боев за Прагу поняли, чем дело пахнет. За 11-12 числа люди Дирлевангера перерезали узкий коридор между Черняковом и центром, отрезав анклав.

У Баха появление на западном берегу плацдарма, пусть даже и маленького, вызвало бурные переживания. Полноценный плацдарм, поддержанный с того берега артиллерией, и снабжаемый со складов РККА, был бы куда более опасен, чем несколько тысяч повстанцев, засевших в развалинах Варшавы. На Черняков было брошено все, что у немцев было толком боеспособного. Кроме бригады Дирлевангера Черняков несколько дней атаковали армейские кампфгруппы.
Удивительно, но из городского центра не было организовано никаких атак, чтобы поддержать плацдарм. Это в самом деле странно, и возможно, что просто мне неизвестно о попытках Монтера пробиться в Черняков. Под этими ударами десант и остатки группы Радослава сопротивлялись до 23 сентября, после чего повстанцы канализацией ушли в Мокотув, а берлинговцы рекой – обратно на восточный берег. В этих боях погибло аж две тысячи берлинговцев.

Черняковский десант производит странное впечатление. Допустим, что для русских это была своего рода широкая разведка боем. Но почему от Бора не последовало бурного энтузиазма по поводу высадки, понять невозможно. Плацдарм мог стать спасением для тысяч солдат Армии Крайовой, при его удержании тысячи людей могли быть спасены от смерти или плена. Поэтому отсутствие активных попыток прорыва объяснить трудно, разве что полной измотанностью АК к концу восстания. С другой стороны, атакующие действовали сравнительно вяло, что связано со слабостью польской пехоты, имевшей немного боевого опыта. С третьей – десант позже еще раз попытались «гальванизировать» севернее Жолибожа, а Берлинг был отстранен от командования именно после провала Черняковской высадки. То есть, едва ли этот десант был затеян только ради демонстрации. Как бы то ни было, он провалился. Не удались и последовавшие попытка прорваться в Варшаву у Жолибожа, и попытка 16 танкового корпуса выйти к Варшаве по западному берегу Вислы с Магнушевского плацдарма.

Последние сполохи

Ко второй половине сентября на фронте наступило некоторое затишье. Теперь нацисты могли раздавить восстание многочисленными армейскими подразделениями. Бах получил «сладкую парочку» Восточного фронта, 19-ю танковую и «парашютно-танковую» дивизию «Герман Геринг». Эти соединения сражались против 2-й танковой армии под Радзимином, позже неудачно пытались разбить Магнушевский плацдарм, теперь им предстояло сломить оставшиеся очаги сопротивления в Варшаве.

Печальная развязка наступала быстро. 24 сентября части двух свежих дивизий (основу группы составили четыре мотопехотных батальона 19-й тд) при участии казаков для поддержки штанов атаковали Мокотув. Уже к 27 числа этот оборонительный район, так уверенно державшийся ранее, был полностью разгромлен. Остановить хорошо тренированную мотопехоту, поддержанную авиацией и артиллерией, повстанцы полковника Рокицкого с остатками диверсантов Радослава просто не могли. Надо сказать, что лучшая дисциплина армейцев по сравнению с карателями дала себя знать. Около двух тысяч человек, захваченных в Мокотуве, стали военнопленными, что не особо радостно, но по крайней мере, их не зарезали на месте, как взятых в Воле/Охоте.

Теперь настала очередь Жолибожа. Этот район был до сих пор «медвежьим углом», его атаковали мало. Теперь на северную позицию повстанцев наступали три батальона «Германа Геринга», усиленные частями «Мертвой головы» и «Викинга». Утром 29 сентября пригород был атакован с юга, и буквально за два дня зачищен, несмотря на отчаянное сопротивление и артобстрел со стороны русских, бивших с восточного берега Вислы. Полторы тысячи повстанцев были убиты или пленены. Двадцать восемь человек добрались до русских. Все анклавы восставших, за исключением собственно центра, перестали существовать.

Дело было ясное. Бор-Коморовский начал переговоры о капитуляции.

Надо сказать, политическим лидерам восстания, сидевшим в Лондоне, удалось добиться одной действительно полезной повстанцам вещи. Англичане признали повстанцев АК солдатами польской армии, и уведомили немцев об этом по дипломатическим каналам. Поскольку на дворе стояла осень 44-го, все кому надо, отлично понимали, что войну Германия проигрывает. Соответственно, за убийства военнопленных виновных будут судить. Фон дем Бах был сукин сын, но отнюдь не дурак, поэтому он не стал артачиться, и предоставил сдающимся повстанцам статус пленников войны. 2 октября повстанцы сложили оружие. За время двухмесячного сражения нацисты потеряли около 16 тысяч убитыми, поляки порядка 15 тысяч погибшими и чуть больше пленными. Почти все пленные были взяты в течение последней недели. Варшавское восстание закончилось.

Мертвый город, Рождество.

Капитулировали не все. Радослав ушел из Варшавы, прикинувшись беженцем, и продолжал партизанить до прихода русских. Кто-то выходил к РККА, перебираясь через Вислу. Кто-то более или менее удачно прорывался в леса вокруг города.

Варшаву Гитлер специальным приказом обрек разрушению. В конце года немцы планомерно разломали практически все здания, оставшиеся целыми во время восстания. Из Варшавы было изгнано более 650 тысяч человек населения. Порядка 15% из них было отправлено в лагеря, остальные просто обречены на скитания по Польше. Всего за время штурма погибло около двухсот тысяч мирных варшавян.

В январе Красная армия начала Висло-Одерскую операцию. 47-я и 1-я Польская армии, не слишком удачно пытавшиеся форсировать Вислу в сентябре, на сей раз преуспели. Уличных боев не получилось, охваченные с юга танкистами 2-й гв. ТА и поляками Берлинга, а с другой - толпой стрелковых дивизий 47-й А, немцы сделали из Варшавы ноги. Русские и поляки вошли в вымерший, полностью разрушенный город.

Бригада Дирлевангера после Варшавы понеслась навстречу своей не слишком радостной судьбе. Через некоторое время ее развернули в дивизию, пристегнув ради этого остатки войск Каминского. Они еще успели покрыть себя примерно такой же славой, подавляя восстание в Словакии. Но солдат в Германии оставалось все меньше, и вскоре ребят Дирли бросили на фронт. И кончилось это плохо, их вскоре сервировали к столу. Во время битвы за Берлин дивизия Дирлевангера попала в знаменитый котел у Хальбе. Оттуда вышел очень мало кто, карательное соединение почти поголовно осталась в лесах южнее Берлина.

Сам Дирлевангер этого не видел, русские его в очередной раз ранили, и он лежал в госпитале. Госпиталь попал в американскую зону оккупации. Но это кожистокрылого эсэсовца не спасло, 1 июня группа поляков из армии Андерса (польские части в американских войсках) вломилась в лечебное учреждение. Злодея вывезли в городскую тюрьму Альтсхаузена. Там его несколько дней били по всем местам, какие подсказывала фантазия. Ночью с 4 на 5 июня Дирлевангер помер.

Фон дем Бах стал одной из важнейших фигур Нюрнбергского процесса. Отлично понимая, что петля маячит над головой, он сдал всех и рассказывал всё что союзники хотели знать о Третьем рейхе. За это Геринг ласково назвал его предательской вонючкой, а союзники не стали вешать. Но в своей постели фон дем Бах, к счастью, не скончался, его долго таскали по разным процессам, вопросы к нему имела Фемида нескольких стран, включая ФРГ, и в 72-м году этот хитроумный змей умер в немецкой же тюрьме.

Про политику и стратегию

Когда захочешь покончить жизнь самоубийством, не впутывай в свои дела других. Просто повессья на вожжах в конюшне. – А. Сапковский

Вопрос, вокруг которого пики ломаются до сих пор, и, видимо, будут ломаться еще долго. Могла ли РККА спасти Варшавское восстание? Здесь, мне кажется, дискуссия обычно уходит не туда. Сторонники советской версии настаивают, что не могла никак. Сторонники польской уверяют, что РККА сознательно встала, имея все возможности двигаться дальше, и ничего не делала исключительно ради того, чтобы гитлеровцы Армию Крайову понадежнее умучили. Между тем.

В первые дни ни о каком спасении Варшавы речи, конечно, не шло. РККА занималась спасением собственных авангардов на восточном берегу Вислы, и эта задача была для нее уж всяко актуальнее Варшавы. Но вот дальше, если бы РККА надсадилась, и принялась ломиться в Варшаву как на вокзальный буфет, войти в город она, конечно, могла. Но какие основания были у советских лидеров, чтобы принять такое решение?

Во-первых, для штурма Варшавы нужны войска. Грубо говоря, общевойсковая армия. Это если мы будем оптимистами, то одна армия. А август 44-го – это время, когда Восточный фронт громыхал не стихая от Балтийского моря до Молдавии. Баграмян резался с группой «Север» на балтийских берегах, фронт Конева насмерть рубился за плацдарм у Сандомира, Толбухин истреблял группу армий «Южная Украина» в Молдавии и Румынии, Черняховский и Захаров продирались к Восточной Пруссии, Еременко прогрызал немецкий фронт в Латвии… Короче говоря, если бы у Ставки вдруг обнаружилась лишняя армия, пять-шесть фронтовых командиров трубным гласом потребовали бы ее себе. И были бы совершенно правы. Короче говоря, Рокоссовский должен был обходиться внутренними резервами. Откуда бы он эту заветную армию взял? Напрашивается мысль об ослаблении какого-то плацдарма. Например, Магнушевского. Факт, что занимавшая его 8-я гв. армия могла въехать в Варшаву на белом коне со спасенной паненкой, перекинутой через круп. Но также факт, что Рокоссовскому лично и Ставке над ним совершенно не улыбалось отдавать мощный плацдарм ради… ради чего? В лучшем случае такого же (а вполне возможно, менее удобного) плацдарма в Варшаве? И в чем тут, спрашивается, наш гешефт? Ведь это не просто так переправился через реку в прогулочной лодочке. Это операция, которая будет стоить много крови. На Магнушевском плацдарме 8-я гв. Армия потеряла аж 35 тысяч человек убитыми и ранеными. Это очень много. Берлин с Зееловскими высотами стоили ей дешевле. И вот, предлагается аналогичная мясорубка. При том, что результатом кровопролития станет обмен шила на мыло. Реальность состоит в том, что восстание, при активной помощи ему, с военной точки зрения не облегчало, а осложняло положение РККА. То есть, военные соображения не могли толкнуть СССР на активную помощь восстанию. Была, кстати, штука, ради которой русские могли вывернуться, и напрячься ради хотя бы небольшой позиции в Варшаве, позиции, на которую при случае могла и Армия Крайова отойти. Я имею в виду мосты. Капитальный мост через Вислу был бы серьезным бонусом, за который стоило побороться. Допустим, даже не освобождая Варшаву целиком, а удерживая несколько квадратных километров на западном берегу. Но тут мы упираемся в тот факт, что мосты Армия Крайова в реальности не захватила. Лучшие и наиболее хорошо вооруженные отряды АК занимались чем угодно, но не мостами. Бронегруппа на «пантерах» штурмовала тюрьму, защищала Старо Място, но не брала мосты. Награда, которая реально могла толкнуть Рокоссовского на быстрый прорыв, даже не появилась в призовом фонде. В итоге помощь оказывали, но так, чтобы ненароком не надсадиться. А в условиях, когда интересы восстания не были для русских приоритетными, восстание было обречено.

С политической точки зрения АК преследовала свои интересы, не совпадавшие с интересами СССР. Ок. Это не грех, иметь свои интересы. Но невозможно понять, в чем тогда смысл претензий к Сталину. Таковой, по сути, оказывается в том, что Сталин делал то же самое, что АК. То есть, преследовал интересы своей страны в ущерб интересам чужой. Грех англичан оказывается тот же самый, они поставили нужды Британии выше нужд Польши. Рассудком понять такое невозможно. При этом, уже в ходе восстания эмигрантское правительство проявило поражающую воображение упертость. Обсуждать вопрос об этих несчастных кресах в момент, когда твои сограждане, лучшие из твоих сограждан, посреди твоей столицы десятками тысяч кровью истекают – это я не знаю каким изрядным политиком надо быть. Политические лидеры АК уперлись рогом, боясь потерять кресы и получить советскую Польшу, в итоге потеряли кресы, получили советскую Польшу, и еще разрушенную Варшаву и горы трупов в придачу. Из двух зол было выбрано просто помереть.

Фото. 1. Немцы и ракетная установка.

#474

2. Могила повстанца. Черняков.

#474

3. Захват аковца в Мокотуве. Все-таки армию с танками и пушками может остановить только другая армия с более тяжелыми танками и толстыми пушками.

#474

4-5. Идут сдаваться.

#474#474

6. Печальный - "Бур", плотоядно лыбится фон дем Бах.

#474

7. Евгений "Брок" Локайский, по жизни спортсмен, а во время восстания фотограф, сделавший многие из представленных снимков. Убит в конце восстания.

#474

8. Послевоенное фото с многострадальным "Прудентиалом".

#474

9. Еще одна послевоенная фотография, постепенное возвращение к жизни.

#474

10. Очередное чудесатое оружие немцев, подрывная танкетка "Голиаф".

#474

С точки зрения Сталина чужая недружественная партизанская организация была, очевидно, не особо желанным партнером для переговоров. Людям, объявившим тебя врагом («Доктрина двух врагов» действовала, и Сталин о ней, конечно, знал) никто, разумеется, не будет радостно сбрасывать оружие. И вообще на успешную взаимную поддержку тут рассчитывать сложно.

При этом надо понимать одну вещь. Поляки, которые воевали в Варшаве, и которые торговались в Лондоне и Москве – это очень разные поляки. К солдатам и полевым командирам восстания невозможно не испытывать уважения в смеси с восхищением. В диких условиях, сражаясь против неизмеримо лучше вооруженного и превосходящего числом врага, нуждаясь в самом элементарном снаряжении, добывая в бою все вплоть до еды и патронов, они продержались два месяца. За это время они успели нанести своим мучителям достаточно ощутимый урон. Более того, уровень «кровавых потерь» (т.е., убитые и раненые) у нацистов оказался примерно на том же уровне, если не больше, чем у аковцев. Это, конечно, связано не только со стойкостью поляков, но и с низким качеством частей, штурмовавших город. Тактическая подготовка карательных соединений не могла и сравниться с уровнем линейных частей. Тот же Мокотув, державшийся до последнего штурма вполне устойчиво, развалился в четыре дня под ударами танковой дивизии. Что, однако, не отменяет вполне брестско-сталинградского упорства защитников баррикад польской столицы.

Руководство восстанием в чисто военном смысле куда менее достойно превосходных эпитетов. Главная проблема – это, конечно, исходный план операции. Он требовал исключительно точного расчета момента начала восстания. Для такого расчета надо было иметь очень подробную и достоверную информацию и о положении дел на фронте, и о настроениях в Лондоне и Москве, чего разведка АК обеспечить, конечно, не могла. В реальном конце июля 44-го Монтер и Бур сыграли в рулетку с неизвестным числом патронов в барабане, и в итоге ожидаемо выпалили себе в висок. Добро бы только себе.

Могло ли восстание кончиться удачей? Несомненно. Но для этого аковцам нужно было встать на горло собственной песне, и согласиться на условия Советского Союза. Какие бы убойные условия ни выкатили Молотов и Сталин, тяжелее реальных они не будут, зато тысячи людей остались бы живы. Предположим, восстание увязывается с прорывом русских в Прагу, и вместо никому не нужных спальных районов Жолибожа-Мокотува любой ценой захватывается один-два моста. В город входит, например, один-два стрелковых корпуса 47-й армии. И орлы Дирлевангера сталкиваются не с полувооруженными отрядами партизан, а с полноценной пехотой, имеющей чем подбить танки, и чем ответить на артобстрелы. Каратели в реальности с трудом ломились через баррикады, но под огнем корпусных пушек они бы просто легли. В плохом варианте, по крайней мере, остатки АК отступили бы на восточный берег Вислы с красноармейцами. Но в реальности, к сожалению, сотни тысяч людей стали жертвами политических игр.

И последнее. В Варшавском восстании участвовало несколько десятков русских. В основном это были пленники, освобожденные в первые дни восстания, но был, например, и дезертир из отряда Каминского. Знаем мы о них очень мало, но один факт говорит многое. Никто из них не попал в плен вторично. Такие дела.

Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis.

Цветные фото сделаны в 1949 году. Третья цветная показывает площадь Наполеона в наше время, перед ней - тогдашнее фото того же места. Предпоследняя фотка - руины гетто. Денис Бедник это назвал "район Ровно Място".

#474#474#474#474#474#474#474#474#474#474