Конечно, конечно я был не очень справедлив к Георгию Аполлоновичу.


Вся жизнь его подводила к жертвенности. Его просто вели к алтарю,
украсив лентами, чтобы потом, после изрядного обожания и бешенного
интереса, интеллигентно задавить на даче.

Причём тропа Гапона к петле была как бы с кручи, с самых вершин.

Молодого священника из Полтавы внезапно вызывает в столицу в 1898 году обер-прокурор Синода
Победоносцев. Распростёрший свои совиные крыла, по довольно нелепому
определению поэта, Победоносцев интресовался любопытными и полезными
людьми.

Гапон встречается с Победоносцевым и его его замом по Синоду Саблером.

Потом Гапон встречается по богоугодным делам с императрицей Александрой Фёдоровной.


Начинает дружить с сенатором Анмчковым, княгиней Лобановой-Росовской. С
княгиней Гапон говорит о Красном Кресте и творящемся вокруг ужасе, с
сенатор " угощает Гапона вином, краденным из подвалов Зимнего дворца
и...рассказывает ему о нравах и интргигах при дворе". Тогда сенаторы
подворовывали вино из Зимнего. Нас удивит такое поведение сенатора,
которое можно считать шокирующим и для нас непривычным: сенатор и
ворует! Но в те годы и не такое было. Меня больше поражает, что учёт в
резиденции императора одной шестой части света был поставлен так, что
сенаторы могли таскать вино из подвала. Попробуй сейчас что-то утащить
из резиденции Путина, вынеси в штанах две бутылки минеральной воды
"Святой источник"! Сразу же начнут стыдить.

И с императрицей, и
с сенатором, и с прочими князьями Георгий Аполлонович вёл себя
правльно. Резал им правду-матку в глаза. Был очень непримирим. Как и
полагается оппозиционеру. Поэтому, когда Георгия Аполлоновича застукали с
несовершеннолетней Александрой Уздалёвой, воспитанницей сиротского
приюта, в это поверили не сразу. Сочли злобной провокацией сил реакции.
Но тут сама Уздалёва во всём призналась по сиротской своей честности.
Что ж ты будешь делать...

И Петербургское охранное отделение
посылает к Георгию Аполлоновичу, оппозиционеру - проказнику, чиновника
по особым поручениям при Департаменте полиции Михайлова. Михайлов был
очень хорошим сотрудником Департамента полиции. Имел хорошую профессию
на руках - зубной врач. В своё время дружил с Лениным и Мартовым, вместе
с Лениным и Мартовым Михайлов, тогда просто зубной врач, создал "Союз
борьбы за освобождение рабочего класса". По итогам Владимир Ильич присел
сначала в тюрьму, а потом поехал в Шушенское, к старику Сосипатычу. А
Михайлов легально потсупил на службу в полицию. Предварительно
организовав газету большевиков "Искра".

Михайлов пришёл к
Гапону с простой целью: пговорить за жизнь. Ведь Михайлов был человек
отзывчивый и очень опытный, как я уже говорил. Но только заговорили про
несовершеннолетнюю и уже беременную Уздалёву, Гапон "хлопнул дверью,
бросил учёбу и работу...и уехал к себе на родину - в Полтаву". Но с
Михайловым связь поддерживал, Михайлов выманил Гапона из Полтавы и
устроил работать в Петербургскую пересыльную тюрьму.

И именно
Михайлов устроил рандеву застенчивого Георгия Аполлоновича и главы всей
политической империи России Зубатовым. На Фонтанке, 16.

Стал Георгий Аполлонович получать деньги от Зубатова. На борьбу за освобождение рабочего класса. По сто рублей в месяц.


Контактов своих с полицией Гапон не скрывал. Это было бы невозможно. С
заговорщицким видом Георгий Аполлонович рассказывал всем, что
политическую полицию империи он цинично использует. Многие верили.

Чтобы поверили ещё больше, Гапон называл Зубатова "змеёй", "недальновидным человеком" и прочими обидными словами.


Но один трогательный момент в этой истории отношений шефа тайной
полиции и священника-революционера заставляет меня почти плакать под
музыку Леграна. В августе 1903 года Зубатова (тоже, кстати, бывшего
социалиста) выкинули из кресла начальника Особого отдела и отправили в
отставку. Все его полицейские друзья перепугались и не пришли провожать
Зубатова, который стоял в котелке на перроне и скорбел о судьбах
империи, сжимая в руках саквояжик. И тут на вокзале в рясе и с цветами в
руках появляется Георгий Аполлонович Гапон. Не зваю, как у вас, у меня
сердце просто напополам, как представлю эту картину. Сторублёвый
революционер и отставной гэбэшник с цветами на перроне. Прощаются
навеки...Вы все очень чёрствые, так скажу.

Проводив Зубатова, Гапон регистрирует своё рабочее общество в МВД. Подпись поставил министр внутренних дел Плеве. Разрешил.


11 апреля 1904 года состоялось открытие "Собрания русских фабричных
рабочих Санкт-Петербурга". На открытие профсоюза революционного
пролетариата приехал жандармский генерал Фуллон, который тогда работал
градоначальником Санкт-Петербурга. Все газеты поместили фото, на котором
Гапон и Фуллон стоят вместе и позируют. Конечно же, Георгий Аполлонович
рассказал всем своим друзьям, что он перешёл от использования полиции к
прямому использованию властей для достижения революционных целей.


Но и полицию за сто рублей в месяц Гапон тоже продолжал, по старой
памяти, использовать. Тем более, что в Москве остались лучшие
зубатовские друзья и сторонники - обер-полицмейстер Трепов и великий
князь, царский дядя, Сергей Александрович, генерал-губернатор. И
обер-полицмейстер и царский дядя очень уважали рабочие профсоюзы и
делали всё, чтобы они расцветали. За это их потом и убьют. Одного
взорвут бомбой, а второй умрёт от разрыва сердца, узнав, что к покушению
на него готовится родная племянница.

Используя всё на свете, Георгий Аполлонович стал кумиром десятков и сотен тысяч. Потому что говорил правду и осуждал ложь.


К 7 января 1905 года Георгий Аполлонович был фактическим диктатором
Санкт-Петербурга. Неофициальным. Но очень хотел стать официальным.
Поэтому, узнав, что войскам выданы боевые патроны и отдана команда
стрелять в народ на поражение, а свободолюбивому казачеству разрешили,
наконец, рубить жителей столицы по-настоящему шашками, Георгий
Аполлонович немедленно созвал всех-всех-всех на несанкционированный
митинг-шествие.

Чтобы вышло бойчее, Георгий Аполлонович взял
со своих сторонников клятву умереть. В буквальном смысле взял клятву,
потребовал голосования по этому вопросу. Все проголосовали за умереть.
Конечно, не все участники шествия участвовали в голосовании, но
процедура была соблюдена.
А чтобы вышло совсем уж прекрасно, Георгий
Аполлонович написал два пиьма: министру внутренних дел
Святополку-Мирскому и царю Николаю Александровичу. В этих письмах
Георгий Аполлонович гарантировал ( подчёркиваю) , гарантировал
физическую неприкосновенность царю. Если министру Гапон написал довольно
формально, то царь мог прочитать такое: "Покажитесь же завтра
безбоязненно Вашему народу...Я, как представитель народа, и мои славные
товарищи гарантируем Вам полную безопасность..."

Совершенно
понятно, что ничего гарантировать Гапон не мог и не особо хотел. Его уже
волокли на верёвке разворачивающиеся события и чужие опытные руки.